Они немного смущенно улыбнулись друг другу и стали смотреть в окно кареты на мелькающий мимо пейзаж. Дня на два останется неловкость после их необычного откровенного разговора, но а потом ее преодолеет тепло возникшей дружбы. И обеих согревало это доброе предчувствие.
Никто не мог объяснить, каким образом эта новость стала известна соседям, причем всем без исключения. В профессиональной этике доктора Хансона сомнений быть не могло. Он ни под каким предлогом не нарушил бы доверия пациента, а Грейс и Перигрин не поделились ни с кем, кроме ее родных и матери Перри.
Правда, миссис Хансон была дома и развлекала Этель в то время, как доктор консультировал Грейс. Видимо, она кое-что шепнула по секрету ближайшим подругам, обеим мисс Стэнхоп. Те, в свою очередь, поделились с условием полного соблюдения тайны со своей лучшей приятельницей миссис Мортон. Увы, миссис Мортон была известна всей округе как любительница посплетничать — так, самую малость, совершенно беззлобно, на нее за это даже невозможно было рассердиться. Да и что плохого в том, чтобы все порадовались интересному положению милой леди Лэмпмен?
Она немножко старовата для первого ребенка, как высказалась миссис Кортни в приватной беседе с миссис Картрайт, но ей самой уже было за тридцать, когда она рожала Сьюзен, и это оказались самые легкие роды из шести, которые ей пришлось пережить, считая и мертворожденного второго ребенка. И со Сьюзен, слава Богу, все в порядке. Она такая же хорошенькая, как и все девушки по соседству, включая мисс Мортон и леди Мадлен Рейн.
— Милый, милый сэр Перри! — со вздохом и сентиментальными слезами говорила старшей сестре мисс Летиция. — Какая это для него радость! Стоит только представить его отцом, как сразу вспоминаешь, что чуть ли не вчера он был самым озорным мальчишкой в округе. Будет чудесно, если у них с леди Лэмпмен родится мальчик: тогда у всех на глазах рос бы еще один озорник.
Старшая мисс Стэнхоп то и дело напоминала всеми и каждому, что Грейс выходила замуж из их с сестрой дома, и восклицала:
— Такая милая, достойная леди!
— Ну что ж, Виола, — сказал жене мистер Уильям Кэррингтон, когда та после визита миссис Мортон примчалась к нему в библиотеку сообщить новость, — таким образом, Перри и его славная жена решили выполнить свой долг перед обществом. Вынужден отметить, что они с этим основательно запоздали. Сколько времени Перри женат?
— Два года, — ответила Виола. — Дай Бог, чтобы в возрасте леди Грейс все благополучно обошлось, если д учесть, что это у нее первенький. Так хочется надеяться на лучшее!
— Она не намного моложе тебя. Виола. А мы пополнили нашу семью пятнадцать лет назад. Тебе не кажется, что Лэмпмены нас пристыдили? Я чувствую, глаза у меня заблестели. Приглядись получше. Замечаешь?
Миссис Кэррингтон всплеснула руками и вскрикнула:
— Уильям, что за бред! В нашем возрасте? Меня бросает в жар при одной мысли о таких делах, ты это прекрасно знаешь. Но обзавестись еще одним ребенком!
— В таком случае ты должна была хорошенько подумать, прежде чем ошарашивать меня подобной новостью о леди Лэмпмен. Боюсь, тебе придется покраснеть, дорогая, прямо сейчас, потому что мне хочется заняться именно такими, как ты выразилась, делами.
— Уильям, только не здесь! Сюда каждую минуту кто-то может войти. Ох, убери руки и веди себя пристойно.
— Пошли тогда в нашу спальню. Иди первая, Виола, иначе ты сгоришь со стыда, если я поведу тебя туда на глазах у всей прислуги.
— Уильям, мне иногда кажется, что ты никогда не состаришься, — заметила Виола и удалилась из библиотеки.
Ее муж закрыл книгу и последовал за женой.
* * *
Граф Эмберли, его матушка и сестра готовились к отъезду в Лондон, когда посетивший их вместе со своей дочерью мистер Кортни сообщил им новость.
— Я очень рада за Перри, — сказала леди Эмберли сыну, когда они остались одни. — Твой друг принадлежит к числу мужчин, которые должны быть окружены детьми. Я очень боялась, что Лэмпмены так ими и не обзаведутся.
— Я считаю их брак удачным, — возразил Эдмунд. — Кажется, они любят друг друга, ты согласна?
Графиня кивнула:
— Перри так предан ей, что мне иногда приходит в голову: а вдруг она эдакий домашний тиран? Но кажется, на это не похоже. И я очень рада, что у Грейс будет ребенок. Это должна пережить каждая женщина.
К счастью, миссис Хансон не была посвящена во все профессиональные секреты своего мужа. Доктор ни слова не сказал ни единой живой душе о том, что ребенок у леди Лэмпмен не первый. Если сам он и пережил некоторое потрясение, то скрыл его за внешней сдержанностью и холодностью, которые неизменно проявлял по отношению ко всем своим пациентам. Он лишь пояснил, что благодаря этому роды могут пройти легче, хотя пятнадцать лет, прошедшие между первой и второй беременностью, — слишком большой срок, чтобы о чем бы то ни было судить с полной определенностью и уверенностью. Всегда существует возможность осложнений, когда матери далеко за тридцать.
Доктор добавил, что леди Лэмпмен наделена отменным здоровьем, так что шансы у нее вполне благоприятные, но не хочет лгать ей и заверять в том, будто опасности нет вообще.
Грейс скрыла от Перигрина только эти последние слова доктора Хансона. И в первую ночь, и в последующие месяцы она твердила мужу, что нет никаких особых опасений, кроме обычных для всех женщин. Грейс твердо решила не поддаваться страху. Случалось, что посреди ночи она просыпалась в холодном поту, но старалась как можно скорее овладеть собой. Прижималась потеснее к спящему Перигрину и снова засыпала, думая о своем счастье.
Она была очень, очень счастлива. Как никогда еще в жизни. Счастливее, чем во всех своих мечтах. Только бы ребенок был жив и здоров. Вот бы у нее родился сын. Лучше не думать о разных “если”. Она мечтает подарить Перри наследника. И не хочет, чтобы ее муж хоть раз в жизни пожалел, что женился на женщине десятью годами старше. Она должна быть уверена в том, что радость больше не уйдет из ее жизни. Будущее принадлежит ей. Вернее, им обоим. Перри принял ее снова. Он хотел ее, сказал, что стосковался по ней, сказал, что она осталась бы его женой, даже если бы ушла к Гарету.
А ребенок жил в ней, рос себе да рос, вынуждая ее чувствовать усталость и по утрам тошноту. Ребенок рос, Грейс округлялась, набирала вес, приобретала осторожную неповоротливость женщины, которая все ближе подходит к черте, за которой начинаются муки деторождения… Она была невероятно, до сумасшествия счастлива.
Лорд Сандерсфорд объяснил, что неожиданное дело требует его немедленного отъезда в Лондон, и покинул Эмберли-Корт на следующий день после обеда, устроенного в его честь.
Все обитатели Рирдон-Парка отправились на этот прием. Лорд Сандерсфорд был как никогда красив и обаятелен. Грейс это совершенно не волновало. Она не искала общества виконта и не старалась его избегать. Когда Гарет после обеда предложил ей сесть за карточный стол с ним, леди Эмберли и мистером Кэррингтоном, Грейс согласилась, улыбнувшись всем троим и заметив мистеру Кэррингтону, что ему на этот раз не удастся так легко обыграть ее, как это было на Рождество. И она легонько коснулась кончиками пальцев руки Перри, которую он положил ей на плечо, остановившись за спиной жены.
