9
Люди бродили по улицам в состоянии какой-то утопической неуверенности, зная, что всё переменилось, не понимая, где они живут теперь. Взрослые разговаривали, дети играли в игры.
— Я готов проявлять осторожность, — случайно услышала я слова одного человека и едва не расхохоталась ему в лицо. Готов, вот как? — хотелось закричать мне. И к чему же ты готов? Что ты будешь делать? Как именно проявлять свою осторожность?
Мы всегда жили в гетто, в городе, который принадлежал не нам, а существам куда более могущественным и странным. Мы жили среди богов — маленьких, крошечных, но всё-таки богов по сравнению с нами, учитывая то, как много они имели в своём распоряжении, — и игнорировали этот факт. Теперь они изменились, но мы не понимали, как, и всё, что нам оставалось — ждать. В те часы глупые споры послоградцев были так же бессмысленны, как трели птиц.
Наши новые лидеры обращались ко мне с экранов и голографических плоскостей с такими словами:
— Ситуация находится под пристальным наблюдением. — Мы подыскивали слова, чтобы объяснить себе суть времени между двумя эпохами. Я проходила через крохотный квартал кеди. Их правящие тройки уже слышали об убийстве, и, достаточно хорошо зная психологию терранцев, заразились их страхом и тоже стали бояться.
Я никак не могла убедить Эрсуль пойти со мной в Послоград-главный, на вершину холма, где толпились и возбуждённо бегали туда-сюда люди, гоняясь за слухами, которые ничего им не сообщали, вглядываясь, бессильные что-либо изменить, в город, где шла жизнь, такая же непонятная, как и прежде, только по-новому непонятная. Мы всё это видели. Я пошла в её квартиру. Эрсуль была подавлена, впрочем, не больше остальных.
Она сделала мне кофе с одной из популярных тогда приправ. Шасси позволяли ей двигаться вперёд и назад. Её механизм работал безупречно, но при частом повторении одних и тех же движений неизбежно появлялись сначала какие-то неуместные шумы, потом помехи.
— Тебе удалось что-нибудь выяснить? — спросила я.
— О том, что происходит? Нет. Ничего.
— А как насчёт?..
— Я же говорю, ничего. — Она заставила себя моргнуть. — В сети полно всякой болтовни, но если кто-нибудь и понимает, что тогда случилось, и говорит о том, что ещё может случиться, то они делают это так, что я не могу подслушать.
— ЭзРа?
— А что они? Думаешь, я просто скрываю от тебя что-то важное? Господи. — Я даже смутилась от её интонации. — Я не больше тебя знаю о том, где они. Я тоже их с той вечеринки не видела. — Я не сказала ей о том, что видела Ра куда позже. — О, всяких слухов ходит множество: они улетели, они захватили власть, они готовят нашествие, они умерли. Но всё это выеденного яйца не стоит. Если в твои сети в посольстве ничего не попалось, то что же могу я с моей жалкой поисковой программкой? — Мы уставились друг на друга.
— Ладно, — медленно сказала я. — Пойдём со мной…
— Никуда я не пойду, Ависа, — сказала она, голосом ясно давая понять, что тема закрыта. И это был тот редкий случай, когда я не очень расстроилась.
Я пошла к денежной стене. Трудно возвращаться туда, где в последний раз побывал ребёнком, особенно если это дверь. Сердце стучит громче, чем рука. Но я постучала, и Брен открыл.
Когда дверь распахнулась, я смотрела вниз, чтобы дать себе время. Потом подняла голову и увидела его. Он показался мне гораздо старше, из-за седины. Но и только: во всём остальном он ничуть не изменился. Он меня узнал. Ещё до того, как я посмотрела ему в глаза, точно.
— Ависа, — сказал он. — Беннер. Чо.
— Брен, — ответила я. Мы смотрели друг на друга, и, наконец, он не то вздохнул, не то усмехнулся, а я улыбнулась, пусть и печально, и он отошёл в сторону, пропуская меня в комнату, которую я помнила на удивление хорошо и которая осталась прежней.
Он принёс мне выпить, а я пошутила насчёт того сердечного средства, которое он давал, когда я была у него в первый раз. Он вспомнил песенку, которую мы пели в детстве, запуская монеты, и пропел её мне, с ошибкой. Потом он ещё что-то говорил, вроде того, что ты побывала вовне, ты иммерлётчица! Поздравляю. Мне захотелось сказать ему спасибо. Мы сидели и смотрели друг на друга. Он был всё так же худ, даже нарядный костюм на нём вполне мог быть тем же.
— Итак, — сказал он, — ты пришла сюда потому, что наступает конец света. — Экран за его спиной безмолвно показывал царящее в Послограде смятение.
