Кларисс. Я показал Анжель ее фотографии. «Какая красавица! – воскликнула она. – Твоя сестра – вылитая мать!» Потом я рассказал ей, почему Мелани не справилась с автомобилем. На лице Анжель появилось серьезное выражение. Она умела смотреть в лицо смерти, знала, как быть с мятежным подростком, но эта тема оказалась трудной даже для нее. Несколько минут она размышляла. Я в общих чертах набросал портрет своей матери – порывистая искренность, детство, проведенное в деревне, контраст между богатым семейством Реев и ее прошлым типичной жительницы Севенн, о котором нам ничего не известно. Мне с трудом удавалось подобрать слова, чтобы рассказать, какой она была в жизни, какой в действительности она была. Да, вот она, суть проблемы, ее темная сущность. Мы совсем не знали нашу мать. Особенно остро мы это почувствовали после воспоминания Мелани.
– Что ты. собираешься предпринять? – спросила меня Анжель.
– Когда поднакоплю сил – после похорон, после Рождества, мы с Мелани пойдем навестить бабушку.
– Зачем?
– Потому что я уверен – она что-то знает о моей матери и той женщине.
– Почему ты не хочешь поговорить об этом с отцом?
И правда, почему? Она попала в точку.
– С отцом?
– Да, а почему бы тебе не поговорить с ним? Думаешь, он ничего не знал? Он же был ее мужем.
Отец. Передо мной встает его стареющее лицо, его фигура. Его непреклонная суровость. Его авторитарность. Чертова статуя Командора…
– Пойми, Анжель, я никогда не разговариваю с отцом.
– Я, знаешь ли, тоже, – говорит она нараспев. – Но только потому, что он давно умер.
Я не могу сдержать улыбку.
– Ты хочешь сказать, что вы когда-то поссорились и с тех пор у вас эдакое радиомолчание? – спросила она.
– Нет, – ответил я. – Я никогда в жизни не разговаривал с отцом. Мы никогда не разговаривали, как обычные люди.
– Но почему? – спрашивает она озадаченно.
– Так уж сложилось. Мой отец не из тех, кто станет дискутировать с плодами от чресл своих. Он никогда не позволяет себе демонстрировать любовь или нежность. Он хочет всегда, каждую секунду быть шефом, быть самым главным.
– И ты не сопротивляешься?
– Нет, – вынужден я признать. – Я никогда не сопротивлялся, потому что так было легче. Я жил в худом мире, но это был мир. Иногда я восхищаюсь наглостью моего собственного сына, потому что сам не осмеливался в его возрасте пререкаться с отцом. В семье Реев было не принято разговаривать друг с другом, обсуждать свои мысли и чувства. Единственное, что мы получили, это образование.
Анжель поцеловала меня в щеку.
– Хм-м-м. Не допускай той же ошибки по отношению к собственным детям, любовь моя.
Было интересно смотреть, как она знакомится с Мелани, Люка и Марго, которые позже вернулись домой. Они могли встретить Анжель холодно, ее присутствие могло вызвать у них раздражение, особенно если учесть количество грустных событий, обрушившихся на нас. Но тонкий юмор Анжель, ее привычка говорить правду в глаза, ее искренность им понравились, я в этом уверен. Когда она сказала Мелани: «Я – знаменитая Мортиша, очень рада с вами познакомиться», возникла неловкая пауза, но Мелани тут же засмеялась, потому что была рада этому знакомству. Марго за чашечкой кофе стала расспрашивать Анжель о работе. Я потихоньку улизнул с кухни. Единственный, кого Анжель не удалось пленить, был Люка. Он, надувшись, сидел в своей комнате. Незачем было спрашивать, в чем причина. Она была очевидной. Он дулся из солидарности с матерью. Видеть в моей квартире другую женщину, которая мне к тому же так очевидно нравится, было для него непривычно. Я не ощутил в себе сил, чтобы поговорить с ним об этом. Только не сегодня. Но придет время, и я обязательно это сделаю. Я не стану вести себя, как отец, не стану молчать о важных вещах.
Когда я вернулся на кухню, Анжель держала Марго за руку, а та беззвучно плакала. Я на мгновение застыл в дверях, не зная, как быть. Наши с Анжель взгляды встретились. Ее золотистые глаза были полны грусти и мудрости, какие увидишь разве что у стариков. Я предпочел уйти. В гостиной читала Мелани.
– Хорошо, что она приехала, – сказала моя сестра.
Я тоже был этому очень рад. Но знал, что через несколько часов Анжель уедет. Я думал о долгой дороге по холоду, которая ей предстоит. Она вернется в Вандею, а я стану считать дни до следующей встречи.
Глава 34
В понедельник утром, за день до похорон Полин, у меня назначена встреча с Ксавье Паримбером, владельцем популярного сайта по фэн-шуй, у него в офисе, недалеко от авеню Монтень. Эта встреча была запланирована очень давно. С мсье Паримбером я не знаком, но немало о нем наслышан. И вот он появляется. Шестидесяти лет от роду, невысокий и тонкий, как шнурок, с крашеными волосами. При взгляде на него мне вспомнился фон Ашенбах, герой произведения Томаса Манна «Смерть в Венеции». У Паримбера фигура человека, не сводящего глаз с индикатора весов. В этом он похож на моего тестя, чье неукоснительное следование правилам здорового образа жизни выводит меня из себя. Паримбер препроводил меня в свой просторный бело-серебряный кабинет, жестом отпустив угодливую ассистентку. Предложил мне сесть и сразу перешел к делу.
– Я видел результаты вашей работы, в частности детский сад, который вы спланировали для Режи Рабани.
На ином жизненном этапе после этой фразы на меня, пожалуй, накатила бы волна леденящего ужаса. Мы с Рабани расстались, мягко говоря, недовольные друг другом. Я был уверен, что уж он-то постарается сделать мне отвратительную рекламу. Но потом умерла Полин, на меня, словно бумеранг, обрушилась жестокая правда о матери, и эта история с Арно… Имя Рабани скользнуло мимо, не зацепив меня. Мне плевать, даже если этот молодящийся бодрый шестидесятилетний господин вздумает меня критиковать.
Удивительно, но ничего подобного он делать не стал. Напротив, одарил меня на удивление ласковой улыбкой.
– Во-первых, я нахожу этот проект впечатляющим. Но есть еще одна важная деталь, которая меня интересует.
– И что же это за деталь? Соблюдены ли при постройке детского сада принципы фэн-шуй?
На мое ироничное замечание он отвечает вежливым смешком.
– Я имею в виду то, как вы обошлись с мсье Рабани.
– Не могли бы вы выразиться яснее?
– Вы – единственный из тех, кого я знаю, за исключением меня самого, послали его ко всем чертям.
Теперь моя очередь вежливо смеяться. Я прекрасно помню этот знаменательный день. Рабани обрушил на меня поток ругательств по телефону. Речь шла о вопросах, которые никак не подпадали ни под мою ответственность, ни под ответственность нанятых мной рабочих. Взбешенный его тоном, я ответил, не стесняясь присутствующей тут же Люси: «А не пошли бы вы куда подальше!»
Но как мог Ксавье Паримбер узнать об этом? Нет, что-то в этом деле от меня ускользает. Он снова мне улыбается, словно приготовил приятный сюрприз.
