— Вы, ваше величество, будете у меня в долгу?! О, ловлю вас на слове — я этим обязательно воспользуюсь! — ухмыльнулся Живоглот. Он сел на задние лапы и уставился на дрожащее пламя лампадки. — С чего же начать?.. Знаешь, прежде всего… прежде всего ты должна понимать, что крысы и люди не всегда так истово ненавидели друг друга. Ну, даже если и ненавидели — то были периоды, когда ненависть шла на спад и почти исчезала, и тогда между нами царили мир и спокойствие. И зависели отношения между крысами и людьми главным образом от того, кто стоял во главе наших народов: мирные периоды случались, когда для правителей крыс и людей главным было сохранение мира. Семьсот лет назад был как раз такой период.
Босоножка залезла к Грегору на колени, обвила свои ручонки вокруг его шеи и склонила головку ему на грудь, широко зевнув. Он обнял ее и прижал к себе.
— В качестве демонстрации добрых намерений люди сделали крысам подарок: они отдали нам место, которое летучие мыши называли садами Гесперид. Если кто не знает, в мифологии наземных греков Геспериды — это нимфы, что живут на краю мира у берегов реки Океан и охраняют золотые яблоки — яблоки вечной молодости. Народ Сандвича основал эти сады, едва спустившись под землю. Это была небольшая долина, которую ежегодно затапливала разливающаяся река. Люди построили там дамбу, чтобы наводнений больше не происходило, и когда земля подсохла — она оказалась на редкость плодородной. Там выросли яблони. По стандартам Наземья они были, конечно, малорослыми, но зато оказались устойчивыми к болезням и могли расти и плодоносить, довольствуясь тем светом, что шел от реки. В дамбе были сделаны воротца-шлюзы, которые могли регулировать подачу воды. Деревья прижились, вскоре начали цвести, и на них появились первые плоды: золотые яблоки.
— Я — яблоко, — мечтательно и сонно пробормотала Босоножка.
— Для крыс это был, конечно, царский подарок. Ведь в отличие от людей мы не умеем возделывать землю. А эти деревья не требовали особого ухода, кроме редкого окучивания, и почти круглый год плодоносили. Когда я был щенком, самым большим удовольствием для меня было отправиться в сад, — продолжал Живоглот. — Поесть там яблок или подремать в пещерках вокруг сада, в которых тоже витал сладкий аромат фруктов.
— Да, — грустно шепнула Коготок. — Все, все любили сад.
— Что-то я ничего не слышала ни о каких садах Гесперид, — с сомнением в голосе заметила Люкса.
— И не могла слышать — иначе им пришлось бы рассказать тебе, почему сбежал твой дядюшка, что я сейчас и делаю, — ответил Живоглот. — Такие благословенные времена благоденствия и мира не длятся вечно, и десять лет назад от них и следа не осталось. Твой отец, ваше величество, королем был жестким, если не сказать — жестоким по отношению к другим жителям Подземья. Ну и король Грызер, что уж говорить, оказался одним из самых кровожадных монстров за всю историю Подземья.
— Это не тот ли самый король Грызер… — начал Грегор.
— Да-да, именно тот самый король Грызер, который свалился в пропасть и там нашел свою смерть во время твоего первого визита, Грегор. Как бы то ни было, люди решили забрать свой подарок-сад обратно. Соловет прислала армию под предводительством Хэмнета, чтобы выгнать из сада крыс. Хэмнет был в то время самым выдающимся, самым лучшим воином среди людей. Все думали, что он унаследует пост главнокомандующего армией после своей матери — ведь он был так на нее похож. А оказалось, что в глубине души он гораздо больше похож на Викуса. И это была его драма.
Грегор почувствовал, как у него неприятно сосет под ложечкой. Он вдруг ощутил горячее желание остановить Живоглота — у него не было уверенности, что он хочет слушать продолжение этой истории.
Но Люкса хотела слушать, она вся напряглась, и глаза ее блестели.
— Под командованием Хэмнета люди и летящие внезапно напали на крыс. Крысы, а большинство из них находились в саду вместе со своими щенками, впали в панику. Но это только сначала — потом они пришли в себя, щенков спрятали в пещерки вокруг сада, а сами вступили в бой. Они сражались так отчаянно и самоотверженно, что перевес был на их стороне. Но у Хэмнета был запасной план, разработанный его матерью. В случае если крысы начнут одерживать верх в сражении, он должен был открыть ворота дамбы, чтобы вода хлынула в сад и затопила его. Тогда крысы оказались бы в воде и люди на летучих мышах получили бы огромное преимущество. — Живоглот помолчал, потом вздохнул: — И Хэмнет открыл шлюзы.
Последовала долгая пауза, и Грегору вдруг вспомнилось, как Хэмнет сказал Викусу: «Я не причиняю боли. Я больше никому не причиняю боли».
Теперь понятно, что он имел в виду.
— Вода была высокая — ведь шлюзы не открывали несколько веков. И когда она хлынула сквозь ворота, напор ее был так силен, что снес дамбу. Уровень воды в долине составил шесть метров. Сотни крыс погибли мгновенно, не миновала печальная участь и многих людей и летящих. Но самый ужас не в этом. Заполнив долину, вода хлынула и в пещерки, где были спрятаны щенки крыс. И все они утонули. Но не сразу. Их писк был слышен на мили вокруг… довольно долго… — закончил Живоглот.
— На мили вокруг, — повторил Грегор тихим эхом. — На мили вокруг.
— А что делал Хэмнет? — спросила Люкса.
— Хэмнет? Он пытался спасти всех, кто попадался ему под руку: людей, летящих, крыс… но он мало что мог сделать. Его летучая мышь утонула, когда две крысы вцепились в нее, пытаясь спастись. Хэмнета подхватил Марет, он спас его от падения в воду — в это море трупов, — сказал Живоглот. — Когда Хэмнета доставили в Регалию, он был не в себе. На протяжении многих дней он никого не узнавал и разговаривал странными отрывистыми фразами. Затем разум к нему вернулся — и он замолчал. А через несколько дней, ночью, он покинул Регалию. Видимо, Нерисса видела его последней, но она и в детстве была… не от мира сего — как и сейчас. Она никогда не говорила об этом — о том, что видела его в ночь бегства. Год спустя его объявили мертвым, а все попытки его найти были прекращены. — Живоглот обвел глазами слушателей. — Это и есть история твоего дяди, Люкса.
— А что случилось с садом? — спросила Аврора.
— Он остался под водой. Золотые яблоки больше не растут в Подземье, — ответил Живоглот. — Так что он никому теперь не принадлежит.
Некоторое время было тихо, лишь потрескивал огонь в лампадке да посапывала Босоножка на груди у Грегора.
Затем с дорожки, уходившей влево, раздался сдавленный голос:
— Рассказываешь страшные истории, Живоглот, как когда-то в школе, да?
Грегор не представлял себе, как давно Хэмнет сидит там на своем ящере, держа на руках спящего сына.
— Ты знаешь мою теорию, Хэмнет. Чем больше страшных историй — тем меньше шансов их повторить, — спокойно ответил Живоглот. — Может, однажды воспоминание о том, что случилось, сослужит службу твоей племяннице.
Люкса и Хэмнет обменялись взглядами.
— Возможно, — согласился Хэмнет. — Ведь так много зависит от рассказчика!
