class="p1">***
Выгоревшее до седины небо блестело серебром чаши из Храма Отца, над пустыней оставшейся от Мохенджо-Даро. Места её рождения и счастливого детства.
Она вернулась домой...
Горги замотала голову пеплосом, создав подобие тюрбана, но огненный зной всё равно лился с небес, угнетая и без того загнанное в безысходное состояние сознание. Ветер нёс от пепелища навечно въевшийся запах смерти, но она продолжала спуск с горы, вдыхая эту победную горечь центаврианской безумной прихоти. Она шла к врагу. От врагов...
Успев закрыть проход, девушка испытала ни с чем не сравнимую радость освобождения. Ей впервые, за весь страшный прошедший год, захотелось петь, и она смеялась, всё время представляя, как страшно Старшим, оставшимся в полумраке, напоминающего склеп святилища, спрятанного под двойной кладкой Храма.
Пытаясь отвлечься, Медуза стала вспоминать уроки палестры и наивные вопросы ребёнка:
— Чтобы спасти всё население можно же было отступить? — и грозно сомкнутые кустистые брови Учителя:
— Ты имеешь ввиду сдаться? Тогда наш народ был бы обречён на подчинение и рабство.
— Но наш народ погиб...
Она вдруг поняла, как изумили и испугали Учителя её мысли. Как вечером страшной бурей пронёсся над их семьей Зевс, как рыдала мать, и долго извинялся отец, за осмелившуюся сказать правду дерзкую дочь.
***
Наступал вечер. Спустившись с горы, девушка осмотрелась. Величественный некогда город выглядел оплавленным пирогом, застеленным серой пылью. Страх поселился в груди.
«Бояться поздно. Назад у меня нет дороги», — тем не менее, решила она.
Перед самым спуском Медуза передохнула в небольшой расщелине, рассмотрев раздутые отёкшие ноги. Ступни странно растрескались и сочились прозрачной липкой лимфой. На внутренней поверхности бёдер вздулись волдыри.
Девушка вздохнула.
Тем лучше. Излучение убьет её раньше, чем она отдаст орудие возмездия врагу.
Несмотря на вечер, жара кружила над пепелищем ветрами, дувшими суховеем персидских пустынь и мелкой горькой пылью сирийских плоскогорий.
Только когда ночь утонула в горячечной влажной тине, Горги дошла до единственного не разрушенного здания некогда мощного города. Много лет спустя его скопируют персы, обретя на века славу обладания воротами богини Иштар. А сейчас только маленькая хрупкая фигурка, завернутая в серый от пыли пеплос, стояла перед ними.
До катастрофы дворец имел резные башни, сплошь отделанными синими изразцами , украшенными драконами и бело-жёлтыми, с изображением огромных быков. Между воротами чернели в ночи плиты дороги, до гибели города сиявшие ярким красным лаковым покрытием.
Горги прошла между остатками башен и поднялась по скромным ступенькам вверх. Здесь прежде был вход, в храм, или на пульт управления виманами. Тут же, на глубине сотни локтей, мирно спал последний космический корабль некогда гордой расы.
Девушка достала ключ и, нажав комбинацию, осветила черноту входа яркой вспышкой рукотворной звезды. Затем, не торопясь, словно проделывая это не впервые, вставила в паз и вновь набрала код. Через бесчисленное число мгновений раздался лёгкий треск слежавшихся деталей, и через узкий проулок, образовавшегося перед ней коридора она сделала первый робкий шаг вперёд.
Прохлада подземелья сняла беспамятство жаркой ночной мглы. Медуза почувствовала, как прохладные струи воздуха возвращают ей крохи оставшихся не истраченными сил. Она спустилась к кораблю и долго сидела перед возвышающейся громадой, больше не пугаясь своего бесконечного одиночества.
***
Джордан с удивлением отметил, как в течение дня чудаковатый немец бегал от еврейских святынь и стены плача, до арабских кварталов. Как трижды медленным шагом прошёл по виа Роза, всё время нанося какие-то отметки прямо в книге с громким хорошо просматривающемся издалека названием: «Мегалиты Иерусалима. Мифы и реальность».
Следом шла, обнявшись, смеющаяся парочка, и замыкали шествие, непрерывно поглощающие мороженное, подросток и второй серьёзный юноша. Ничего подозрительного и противозаконного компания не осуществляла.
Зато Агей заприметил весьма любопытную фигуру пожилого и явно уважаемого гражданина, который на отдалении, также как и они, несомненно, вёл наблюдение. Деятельность такого рода в субботу являлась не то чтобы необычной. Она была просто невозможна, даже в любой другой день.
Наконец, старому ветерану Моссада наскучила эта игра, и он, с несчастным лицом, подошёл к старому хасиду:
— Отец, — начал он без тени улыбки. — Дайте совет. Что мне делать с этими людьми, я устал их наблюдать?
Последний смерил его взглядом и дал твёрдый ответ.
— Могу рассказать!
— А сколько мне это будет стоить?
— Эта работа стоит недёшево.
— Две минуты и недешево...
— Ну что вы, друг мой, рассказ не будет коротким...
Глава 35
Там наверху весёлый Зефир чем-то рассердил искалеченного жарой Нота. И жестокий южанин из глубин мрачных пустынь принёс в погибший край самум, засыпая, огненные частицы радиации. Горги сидела на приступке площадки и слышала, как вокруг неё будто заплескалась, обнимая, вода.
Сколько девушка находилась в таком пугающе приятном забытьи, она не знала, но, очнувшись, и, резко подняв от прохладного камня голову, она почувствовала себя отдохнувшей.
Наконец, Медуза смогла посмотреть на тонущую в темноте громаду корабля, и решимость растеклась от груди к шее, заполняя голову. Ощутив каждый стук сердца, она чувствовала, как повышая давление, организм с силой доставляет живительный кислород в ее воспалённый мозг. Непостижимо обострёнными чувствами Медуза решительно потянулась своим разумом туда, за плотную оболочку виманы. Застонав от напряжения, тело выгнулось дугой, глаза закатились, и из груди вырвался дикий всепоглощающий крик, а ещё вложенное в него кодовое слово, и боль, и горечь, и отчаяние загнанного усталого существа.
Сквозь глухое покрывало бессознательности она всё-таки смогла расслышать неясный шум. Это почти беззвучно разъехались створки. Корабль был мёртв. В последней битве его разум был уничтожен, и только крохи рассыпающихся связей у почти разумного искина смогли доставить на базу умершее железо. Теперь она входила в него новой жизнью, решив отдать ему свою душу.
Перед тем как сделать последние шаги, Горги неподвижно стояла несколько минут, словно знакомясь со своим будущим телом, а ему, этой огромной неживой оболочке, предлагала полюбоваться собой.
Медуза вдруг обрела уничтоженный, почти год назад, внутренний покой и своё растоптанное в песке у моря достоинство, которое не боится оскорблений, унижений и заносчивости.
Она глубоко вздохнула, поправила непокорные волосы и медленно пошла. Боль и усталость покинули её. Вся походка, прямая спина, стройность линий невероятной женской фигуры «пели», и, как тягучее пламя костра, как масляные волны глубокой лагуны, вливались в умершее железо.
Пространство вокруг медленно осветилось. Загорелась центральная панель. Переплетающиеся буквы поплыли по бледному металлу. Вимана оживала, забирая в себя отдающее жизнь существо. Ещё не проснулся разум, но
