этом? Мне нравится, когда ты улыбаешься, и я переживаю, когда уходишь в себя.
— Я, кажется, еще не готова, — выдаю свои опасения.
— Когда будешь готова, позвони ему. Если захочешь, я буду рядом. Думаю, он переживает и раскаивается. Люди часто совершают необдуманные поступки именно из-за любви. И объективно папу твоего понять можно. С трудом, но можно.
— Он… он ударил тебя!
— В его глазах я тот, кто отнимает дочь. Поэтому я не стал отвечать. Жаль, что тебя напугали, в этом я не поддерживаю Виктора Васильевича. А в остальном стараюсь найти причины.
— Жень…
— М?
— Ты точно настоящий? Это я должна искать оправдания, а не ты.
— Я не ищу, а стараюсь анализировать со стороны. Должен же я учиться на чужих ошибках, а? Вот будет у нас дочка, придет какой-нибудь Алик, и что я буду делать? Не исключено, что тоже нос ломать побегу.
— Вот тебе покоя не даёт Алик! — осекаюсь. — Подожди… Дочка?
— И сын, и дочка. У нас с тобой вся жизнь впереди, Облачко!
Ух! Отворачиваюсь, делая вид, что проверяю платье. В носу щиплет от подступивших слёз, потому что эти слова… они круче признания в любви! Это как клятва и я её принимаю.
Нащупываю кольцо и подношу к губам: печать ставлю и подписываюсь под каждым словом.
— Пойдем, твои родственники уже заждались и косо смотрят на нас.
Я и сама вижу, как недовольно кривит рот Илья, но не высказывает никакого недовольства, а чуть позже, когда мы отлучаемся в дамскую комнату, Таня по секрету говорит о возможной командировке брата примерно через месяц.
Я не беру в голову, потому что месяц так долго. Столько всего может произойти, да и не сказали же точно!
Ополоснув лицо, возвращаемся к нашим мужчинам.
— Женька у тебя, — притормаживает Таня, — необыкновенный. Смотрю на него и понимаю, что он полное отражение настоящего взрослого мужика. Не мальчик, не подросток, а настоящий зрелый мужчина. Чем-то напоминает твоего брата, тот тоже всегда был слишком серьёзен.
Таня права! Каждое слово достигает цели и я, вернувшись за столик, прижимаюсь к своему Мужчине.
***
Тот разговор о командировке брата забывается на время и всплывает только в июле, когда Илья подходит к нам с Женей, сидящим на нашей скамейке. Я листаю галерею в его телефоне, рассматривая бэкстейдж (прим. — бэкстейдж — это снятая на камеру жизнь любого мероприятия: подготовки, репетиции, финальные прогоны и другие рабочие моменты) со съемок рекламы. Практически все дни провожу в клинике: сам брат, и другие специалисты настаивают на постоянном контроле состояния.
Знаю, что показатели прыгают, а они стараются довести до стабильного минимума, при котором сделают операцию. Домой меня не отпускают, потому что дома мама... Мы наладили общение, в очередной раз замяв обиды. Только Илья не верит, что мама изменилась. К тому же, с отцом мы до сих пор не встречались. Начался заключительный этап перед выборами и, по сломам мамы, папа днюет и ночует на работе.
Так вот, для коррекции показателей еженедельно меняются капельницы: состав, количество и длительность. А ещё то добавляются, то отменяются уколы и таблетки. Но Илья уверен в успехе, а Женя... Женя часто делится мечтами о том, какая у нас будет свадьба.
Мы оба не хотим пышного торжества, предпочитая отметить в тихом семейном кругу.
Я бы и платье не надевала, но будущий муж мечтает меня в нём увидеть. На его телефоне стоит заставка с моей фотографией с выпускного: я в голубом платье опираюсь локтем на перила лестницы.
— Не волнуйся, я проконтролирую.
— Что? — удивлённо спрашиваю, упустив нить разговора. Меня так увлекли фотографии, что я полностью отключилась от внешнего мира.
— Не "что", а "кого". Тебя, мелкая. Твой будущий муж обещал мне глаз с тебя не спускать.
— Пф, с чего это?
— С того это, — передразнивает, — что я уезжаю, и ты остаешься под крылом Жени и Всеволода.
Морщусь, потому что последнего побаиваюсь. Он прекрасный врач, но часто бывает грубоват, а ещё очень любит пугать не самыми хорошими перспективами. Илья говорил когда-то, что это для пациентов, которые не хотят слушать адекватные доводы, а по мне всё равно жёстко.
— Нормальный он! — заметив гримасу, смеётся брат. — Если будешь слушаться, слова плохого не скажет.
Дав нам последние наставления, уезжает, пообещав утром заскочить и ещё раз со мной обговорить детали.
47
POV Евгений
Будь уверен, если будете ссориться, я буду выбирать сторону невестки.
(© мама Евгения Каминского)
Едва Светлов скрывается из виду, Облачко грустнеет и отводит глаза.
Обнимаю крепче, мечтая увезти её отсюда и забыть про клинику, как про самый страшный сон.
Когда-то это сбудется, а пока надо запастись терпением и ждать.
И я, и родители, и Настька — мы все ждём дня «Х». Илья дотошно проверяет анализы, выверяя буквально каждую тысячную каждого показателя, вызывая у Облачка приступы гнева.
Её вены исколоты, а мелкие синячки не успевают заживать. На подушечке пальца, откуда тоже берут кровь, образовалась маленькая мозоль, доставляющая ей много неприятных ощущений.
Маленькая хрупкая девочка дрожит, прижимаясь ко мне. Ей страшно: они и боится, и ждет операции, осознавая шанс и оценивая все возможные последствия. Я делаю всё, чтобы её отвлечь, болтая на разные темы, и даже набираю Настьку.
Мне тоже... нужна пауза на вдох.
Я тоже боюсь. Если Женечка боится боли, швов, шрамов, то я боюсь другого... Илья никогда не ходил кругами, предельно честно расписав перспективы.
Если... В нашем случае слишком много факторов, слишком много пресловутых "если", "возможно", "но" и никакой чёткой определённости.
Но мне ни в коем случае нельзя показать сомнений или страхов, потому что сила моей девочки в моей вере в неё. Максимум, что могу себе позволить, выплеснуть злость и отчаяние на площадке, остервенело бросая мяч до боли в мышцах.
— Мы всё, — Женя возвращает телефон, наговорившись с сестрой. — Настя опять спрашивает про свадьбу, точно ли ты ей разрешить нести наши колечки?
— Точно разрешу, если вам этого хочется.
Сестра насмотрелась сериалов и уже которую неделю выносит мозг своей
