на хутор госпожа Харм спрятала мою сумку с вещами, оставив только нижнее бельё и пару футболок. И ещё раз напомнила о последствиях, которые меня ждут, если я попытаюсь сбежать.
Я только молча кивнула, не собираясь ей говорить, что именно это я и собираюсь сделать, как только представится случай. В своей жизни я уже не раз представала в роли жертвы, поэтому в этот раз решила — с меня хватит! Я больше не жертва! Я не собираюсь плакать, заламывая руки, и просить судьбу о милости.
«Свою судьбу мы строим сами, всё в этой жизни зависит от нас», — повторяла я про себя.
Поэтому, едва мы приехали на хутор, я начала продумывать побег. Но для начала нужно было подружиться с Димасиком.
Псих оказался достаточно безобидным. Если не считать того, что он всё так же иногда торкал в меня пальцем, в остальном мы с ним поладили.
Он таскал меня за собой повсюду, и вскоре я поняла, что нужна ему уж точно не как женщина, а скорее, как друг или игрушка. Мы вместе кормили свиней, выпускали пастись коз, носили воду из колодца. Димасик чистил двор, а я следом посыпала пол сеном.
«Мы с Матарой ходим парой,
Санитары мы с Матарой»,
— постоянно вертелся в голове детский стишок.
Сначала госпожа Харм следила за мной, подозрительно сощурив глаза. Но постоянно ходить по пятам у неё всё равно не было времени, поэтому к вечеру воскресенья она оставила меня в покое, и я расслабилась.
За поздним ужином, состоящим из варëной картошки и крупно нарезанных кусков сала, она довольно спросила:
— Ну что, девочка, вижу, тебе у нас понравилось? Свежий воздух, сытная еда, с Димасиком моим, опять-таки, поладили.
Я настороженно взглянула на женщину и молча кивнула, очищая от кожуры картофелину.
— Ну вот и ладненько, — кивнула та. — Значит, завтра на вечерней зорьке велича́ть вас буду.
Я поперхнулась куском картошки.
— Что такое «величать»? — спросила, откашлявшись.
Женщина сделала глоток козьего молока, неторопливо поставила на стол кружку и пояснила:
— Благословлю на семейную жизнь, попрошу богов соединить ваши судьбы. Чтобы всё чин по чину, чтобы детки ваши по законам божеским родились.
Это сообщение ударило меня как обухом по голове.
Когда мы только приехали на хутор, я жутко боялась, что госпожа Харм тут же запрëт меня где-нибудь наедине со своим сыночком. Но днём Димасик вёл себя тихо, а две ночи, что провела здесь, я спала на лавке у печки, а Димасик ночевал в сарае на сене. Разговоров о «внучатах» больше не заходило, вот я и решила, что у меня есть время, чтобы подготовиться к побегу.
Я планировала дождаться, когда женщина надолго уйдёт в дальний загон или, может, в лес за грибами или ягодами. Тогда у меня будет время, чтобы дойти до железной дороги. Харм упоминала, что до неё полдня пути на лошади. Если уйти прямо с утра, то ближе к вечеру в любом случае окажешься у железной дороги. А где рельсы, там и люди.
Я думала остановить какой-нибудь поезд и доехать до ближайшей большой станции. А там уже можно обратиться к полисменам, чтобы вернули мои вещи и разобрались с госпожой Харм.
Я была уверена, что Сильва подняла тревогу ещё в пятницу вечером, когда я не появилась в Даринке. Но с учётом того, что никто не видел, как меня выкрали из поезда, никто бы и не подумал проверить этот хутор.
Я до сих пор не знала, где мой телефон, а госпожа Харм ничего о нём не говорила. Боясь, что Анадар сможет меня отследить, я отключила гаджет ещё на вокзале в Варне, собираясь по приезде попросить маму Сильвы купить для меня местную сим-карту на своё имя.
А теперь… Я молилась всем богам, чтобы Анадар меня искал и нашёл. Непонятно где, непонятно как, но только бы нашёл!
— Так Димасику вроде бы женщины не интересны, — произнесла дрожащим голосом, косясь на мирно уплетающего картошку психа.
— Я ему таблетки даю специальные, доктор прописал, — спокойно ответила госпожа Харм. — А до того он даже ко мне пытался…
Женщина не договорила, отведя глаза, а у меня так задрожали руки, что пришлось сунуть их под стол и зажать между коленями.
— …Ты, короче, зубы мне не заговаривай. Величаю вас, таблеточки перестану давать, а там и до внучат уже недалеко, — Харм взглянула на меня и, видимо, поняв, как я оцениваю перспективу, зло поджала губы. — Не морщись мне тут и не бледней! Димасик у меня сильный, здоровый, работящий. А то, что с мозгами подкачал, так это ничего, они в хозяйстве не нужны.
«С мозгами, похоже, подкачал не Димасик, а ты! — взорвалась я мысленно. — Диагноз у сына, а ненормальная — мамаша!»
То, что бежать придётся сегодня, было понятно, как белый день.
Оставшееся время мы ели молча. Не зная, когда снова увижу пищу, я наелась про запас и стала собирать со стола посуду.
Электричества на хуторе не было, поэтому женщина с сыном ложились спать, едва только солнце скрывалось за горизонтом.
Этой ночью самое тяжёлое для меня было не уснуть. Летом ночи короткие, поэтому, как только начало светать, я тихонько соскользнула со своего лежбища и на цыпочках вышла на улицу. Госпожа Харм храпела во сне, поэтому рулады, который выводил её нос, вызывали во мне уверенность, что моё исчезновение пройдёт незамеченным.
Выскользнув на улицу и постоянно оглядываясь на сарай, где спал Димасик, я проскочила в калитку и бросилась бежать по дороге. У меня в запасе было около трёх часов, пока женщина не проснётся на утреннюю дойку.
Я бежала, пока не выдохлась, потом какое-то время шла, потом опять бежала. Жутко хотелось пить. Но налить воды на хуторе было не во что. Ну не тащить же с собой крынку или ведро? А бутылок я на хуторе не видела.
Солнце уже поднялось высоко и начало припекать. По моим подсчётам, я шла уже около шести часов. И с каждым шагом мои нервы натягивались всё больше и больше, потому что моё исчезновение уже часа три как должны были обнаружить.
«Может, они и не будут меня искать», — утешала себя, но понимала, что это глупая надежда.
Насколько бы сумасшедшей не была эта семейка, но госпожа Харм должна была осознавать, что я обращусь в полицию, и за похищение человека её по головке не погладят. Димасика отправят психушку, а его мать посадят. А может, их обоих отправят в психушку. Кто знает, насколько эта женщина адекватна,
