обойдут столы. Прошу их не задерживать и заранее приготовить все, что вызывает наш искренний интерес. Дамы, к вам это тоже имеет прямое отношение. Предупреждаю, малейшая некорректность – четыре сбоку, ваших нет. Главное, чтобы не было шухера. Официантов и мэтра прошу пока обождать на эстраде. Музыканты, можете спокойно отдыхать, к Шопенам наша фирма претензий не имеет. Начали…
«Ассистенты» ринулись вниз. Ленька продолжал стоять на пороге, оглядывая зал.
У Валентины Ивановны стучали зубы о края бокала, который она почему-то продолжала держать у рта. Маснизон посинел и шумно сопел от страха.
«Ассистенты» действовали с феерической быстротой.
Мужчины и дамы безропотно складывали на столы бумажники, кольца, брошки и портсигары. Кое-кто из кавалеров торопливо помогал дамам снимать серьги. Работа спорилась.
Маснизон, придя в себя, быстро вытащил из кармана бумажник и портсигар и аккуратно разложил их на столе.
– Ну, – хрипло произнес он, – Валя, снимайте это… скорее…
– Что?.. – шепотом спросила Валентина Ивановна.
– Это, – хрипел Маснизон, – это… как это называется?..
И он ткнул пальцем в ее бриллиантовую брошь. Валентина Ивановна нервно засмеялась, но брошь сняла.
В этот момент их заметил Ленька. Он улыбнулся и подошел к столу.
– А, – сказал он, – юстиция… развлекается…
Маснизон вскочил и молитвенно протянул ему обе руки навстречу.
– Рад, э-э, чрезвычайно рад, – пролепетал он. – Такая необыкновенная встреча… Как вы себя чувствуете?..
– Вашими молитвами, – буркнул Ленька и, не подавая руки, присел к столу.
Маснизон, не зная, что ему делать, продолжал стоять.
Валентина Ивановна привычно оправила прическу и затем, как-то отчаянно махнув рукой, начала спешно пудриться.
– Садитесь, господин Плевако, – мирно сказал Ленька, – но сначала представьте меня вашей даме.
– Эм-м, – промычал Маснизон, – охотно… Валя, э-э, Валентина Ивановна… э-э-э, как это говорится, позвольте вам представить… моего, моего… друга… гм-м…
– Очень приятно, – любезно сказала Валентина Ивановна и с большой готовностью протянула руку.
Ленька поднялся, щелкнул каблуками, ловко поцеловал ее руку и опять сел. Маснизон как-то неуверенно присел на кончик стула. Валентина Ивановна, наоборот, сразу почему-то обрела спокойствие и, кокетливо улыбаясь, смотрела на Леньку.
– Какой вы молодой, – протянула она, – я представляла себе вас другим…
Ленька засмеялся и налил ей и себе вина.
– Давайте выпьем, – сказал он просто, – давайте выпьем за нашу молодость…
– Охотно, – весело произнесла Валентина Ивановна и чокнулась с Ленькой.
– Э-э, прелестный тост, – залебезил было Маснизон, но Ленька только тяжело на него посмотрел, и тот сразу осел.
– Ваш муж? – коротко спросил Ленька, кивнув в сторону Маснизона.
– Нет, просто знакомый, – ответила Валентина Ивановна.
– Плевако, – продолжал Ленька, – мастер язык чесать. Соловей. Меня защищал.
– Поверьте, от души, – произнес Маснизон, – от всего сердца…
– Так и пел, так и пел, – продолжал Ленька, не обращая на Маснизона внимания, – славно пел, да плохо сел. К расстрелу меня приговорили. Слыхали, верно?
– Позвольте, – опять вмешался Маснизон, – я ведь сделал все, что мог… Всю душу вложил… Надеюсь, вы понимаете, что я здесь, так сказать, неповинен. Я сегодня даже в тюрьму к вам ездил, кассационную жалобу привозил. На подпись.
– Кассационную? – переспросил Ленька. – Что ж, это можно подписать. Давай подпишу.
– К сожалению, – как-то проблеял Маснизон, – я ее… э-э-э… не захватил с собой. Не учел, так сказать, возможность встречи. Разрешите, я за ней сбегаю домой… Это тут недалеко…
Ленька, прищурясь, посмотрел на него и весело сказал:
– Далеко пойдешь. Далеко пойдешь, Плевако. Но домой ты сейчас не пойдешь. Бог с ней, с жалобой. В другой раз подпишу… Верно, Валентина Ивановна?
– Вам виднее, – ответила женщина.
Ленька посмотрел на нее и, взяв ее руку, сказал;
– Красивая вы. Большой красоты женщина. Легко жить будете.
– Как знать, – почему-то вздохнула она.
– Факт, – настаивал Ленька. – У меня слово и рука верные. Потом не раз вспомните…
«Ассистенты» между тем заканчивали свою работу.
Разделив зал на две половины, они быстро обходили столы. Потом они подошли к Леньке и молча свалили на стол груду бумажников, часов, портсигаров, брошек и колец.
– Богат улов нынче, Леонид Пантелеевич, – почтительно сказал один из них. – Давно так не фартило.
– Да, очень благородно все получилось, – произнес другой. – И публика хорошего воспитания – ни один фраер даже не пикнул, честное слово…
– Чего удивляетесь, чижики? – ответил Ленька. – Настоящей работы не видали? Сами знаете, с кем пришли…
– Орел!.. Чистый орел! – восхищенно воскликнул один из «ассистентов», глядя на Леньку влюбленными глазами.
Самодовольно улыбаясь, Ленька молча разглядывал груду драгоценностей. Потом он выбрал самое большое бриллиантовое колье и протянул его Валентине Ивановне.
– Вот, – тихо сказал он, – возьмите. Возьмите на память о Леньке Пантелееве, о нашей встрече.
Валентина Ивановна густо покраснела.
– Что вы? Зачем? Это… это неудобно.
Маснизон, страшно испугавшийся, что ее отказ рассердит Леньку, вскочил и начал совать ей в руки колье.
– Возьмите, возьмите, – суетился он, – возьмите, это даже принято… Отказываться нельзя.
Вконец растерявшаяся Валентина Ивановна взяла колье.
– Мерси, – шепнула она.
– Ну вот и прекрасно, – обрадовался Маснизон.
– Идиот, – зло бросила ему Валентина Ивановна.
Ленька залпом опрокинул бокал вина, встал, молча поцеловал женщине руку и быстро ушел. Свалив награбленные вещи в мешок, «ассистенты» бросились вприпрыжку за ним.
Минуту в ресторане стояла тяжелая тишина, потом за одним из столов вскочил немолодой тучный человек в смокинге и, сорвав модное пенсне на золотой цепочке, истошно завопил с выпученными от напряжения глазами:
– Полицию! Полицию сюда… Эй, человек, звоните в полицию…
Седой сухощавый официант почтительно к нему склонился и тихо, но отчетливо произнес:
– Седьмой уж год, как нет полиции, ваша милость. А в угрозыск я сейчас позвоню…
Через несколько дней, глубокой ночью, в подвале старого мрачного дома на Обводном канале Ленька отстреливался от агентов угрозыска, окруживших дом.
Агенты угрозыска не отвечали на выстрелы, им было приказано взять Пантелеева живым. Дверь в подвал трещала под их напором, но не поддавалась. Один из них был уже убит, другой тяжело ранен, но все-таки они точно выполняли приказ и не применяли оружия.
Ленька отстреливался из большого маузера, в запасе у него были два заряженных кольта и несколько маленьких ручных гранат. Он рассчитывал пробиться.
Но один из агентов угрозыска, самый молодой, выбил окно, выходившее из подвала на улицу, и, маленький, ловкий как обезьяна, скользнул ногами вперед в маленькое оконце. Ленька обернулся и выстрелил ему в живот.
Истекающий кровью агент, собрав последние силы, прыгнул на Леньку и свалил его с ног. Они сцепились и, хрипя, катались по полу. Ленька насквозь прокусил агенту руку, в клочья разорвал на нем рубашку и начал его душить. Тяжелораненый агент обессилел и перестал сопротивляться.
Но в этот момент рухнула, наконец, дверь, и
