Да потому что любила, дурак!
Теплый свет уличных фонарей уютно освещает наш небольшой двор. Меня успокаивает смотреть с балкона на людей там, внизу, на то, как они общаются, сидя на лавочке, чокаются жестяными банками.
— А потом, — продолжает Тим, — мама… в общем… она… Я проверял, видео нигде нет, отовсюду удалено. — При упоминании позорных кадров я зажмуриваюсь, цепляюсь пальцами в ограждение. — Слушай, Элла, моя мама сохранила то видео на флешку и спрятала. Она сделала еще несколько копий, ей брат помог. Я из него наконец-то вытряс всю правду вчера.
Потрясенная услышанным, я поворачиваюсь к Тимуру. Бывший успокаивающими движениями оглаживает мои руки и смотрит в глаза со страхом, с обеспокоенностью. Боится, что я прогоню его? Нет, ни в коем случае. Я хочу знать всё.
***
Тим смотрит на меня как-то встревоженно, словно не знает, как продолжить разговор. Возможно, на моем лице отразилась крайняя озабоченность, поэтому он так растерян, но притворяться я не могу. Однако шок усиливается, когда Тимур под моим натиском признается во всем. В это сложно поверить, но Сусанна Георгиевна пошла на худший, наверное, поступок в своей жизни! Она… она… Боже, она шантажировала собственного сына, чтобы тот ко мне ни на шаг не приближался. И причем втянула в это своего другого ребенка. Того самого, кстати, который обнаружил меня в порно-пространстве. Господи… Сохранив на дюжине флешок десятиминутный ролик, Сусанна собиралась держать привязанным Тимура всю жизнь. Я смотрю на этого человека напротив совсем другими глазами! Если верить его словам, то, выходит, после нашего развода Тимур не шел со мной ни на какой контакт ради меня самой. Чтобы не дай Бог Сусанне об этом не стало известно.
— Не понимаю, — начинаю размышлять, — почему же ты рисковал заговорить со мной после фотосессии? И потом тоже…
Он мрачнеет, отворачивается и молчит несколько секунд. Вскинув глаза к ночному небу, Тим поджимает губы, вздыхает тяжело.
— Я заревновал, — сознается бывший.
Несмотря на ужас той правды, которую я узнала только что, уголки губ непроизвольно растягиваются в улыбке.
— Что?
— Увидел тебя с каким-то… козлом и…
Хах, ну понятно все. Я киваю головой и улыбаюсь, но теперь без веселья.
— Ты не имел на ревность никакого права, у тебя же отношения с Катей.
Ее имя я произношу невозмутимо, хотя мне это дается с трудом. Да, я подслушала разговор Тима со своим боссом, но мне нужно услышать лично, что я ошибаюсь насчет бывшего и его новой пассии. Тимур мотает головой.
— Меня бы здесь не было, Элла, если бы я что-то обещал Кате. Хоть что-то. Мы с ней даже не целовались.
Все равно я в каком-то раздрае. Не покидает чувство, что все это странно и непонятно. Не услышь я сегодня диалог Тимура с Игнатом, ни за что бы бывшему не поверила.
— Я специально тогда, после фотосессии тебе про Катю сказал, — говорит Тим.
Нарочно сделал мне больно, потому что я поступила с ним точно так же.
— Просил не вмешиваться в твои отношения с невестой, — вспоминаю я.
— Я не так сказал, — усмехается он.
Мы перемещаемся на кухню. Я варю нам кофе, а Тимур детально знакомит меня с ситуацией, из-за которой он пошел на фарс. Говорит, что Катя мечтала поехать работать в Мексику, но ее родители заупрямились — мол, только после помолвки с мужчиной, которого они давным-давно для нее присмотрели. А так как желанный объект оказался свободен, препятствий не оказалось. Тим уверяет, что пошел на это, потому что Катя реально положила на него глаз, и ее уезд в перспективе будет полезным для них обоих. Эта девочка — друг его детства, ему не хочется открыто отшивать ее и травмировать.
— А в Мексике у нее есть все шансы забыть меня, встретить хорошего парня и влюбиться в него. Я не думаю, что она меня любит, просто хвастается. Ей нужны отношения напоказ, чтобы все видели, какой у нее мужик и все в таком духе, понимаешь?
Мы так и не притрагиваемся к кофе. Каким-то образом напряженная сначала атмосфера превращается в уютный добрый вечер. Вспоминая радостные моменты, пережитые в этой квартире, мы смеемся и улыбаемся друг другу. Как будто не было никакого развода, как будто мы все еще вместе. Я нарочно прячу от своего сознания мысли о Сусанне Георгиевне, потому что сделанное ею не укладывается в моей голове. Какой бы ни была бывшая свекровь, я не предполагала, что она способна на такую подлость! Не знаю, как теперь сложится моя жизнь, но я больше не буду стараться понравиться семье Тимура, не буду заставлять себя общаться с ними. Они никогда не примут меня, тем более, после того, что случилось. Бросает в дрожь только от представления, что мне придется встретиться с Сусанной снова. Если ребенок, которого я ношу, окажется от Тимура, — наша встреча с бывшей свекровью неизбежна.
Есть еще один вопрос, который мы так и не решили. И когда Тим вдруг говорит, что любит меня, сердце приятно-приятно щемит, но я не решаюсь ответить ему тем же.
— Я была с твоим другом, — напоминаю ему, словно он мог забыть.
Забросив голову кверху, бывший делает глубокий вдох через нос и резкий выдох. Он еще нескоро возвращает ко мне взгляд, а когда делает это, то невозможно не заметить, что от доброго, располагающего к себе и раскаивающегося Тимура ничего не осталась. Теперь на его месте мужчина, сжимающий крепко челюсти и смотрящий на меня хмуро и сурово. Я чувствую себя маленькой девчонкой, открывшей рот не вовремя перед взрослым дядей.
— Я помню, Элла, — говорит он, едва сдерживая не самые лучшие эмоции, подтверждая тем самым, что с памятью у него все в порядке.
Но в моей голове все равно диссонанс. Для меня до сих пор загадка, почему Тим, подозревая в ту ночь, кто такая на самом деле Скарлетт, не развернулся и не ушел. И почему сейчас, когда подозрения оказались обоснованными, Тимур не ненавидит меня.
— Тогда что не так? — Мое спокойствие на грани разрушения. — В чем подвох?
Отталкиваясь от стола, бывший поднимается на ноги. С раздражением и злостью ощупывает карманы джинсов, а, достав из заднего пачку сигарет и зажигалку, немедленно закуривает.
— Ты знаешь, что я не разрешаю курить в квартире, — я сама начинаю нервничать и сжимать кулаки.
Во мне внезапно просыпается неведомый прежде гнев. По крайней мере, раньше я бы так не реагировала на курящего в комнате Тима. Это какое-то совершенно необычное желание оберегать и защищать маленькое чудо внутри меня.
— Ладно! — Тим бесится и тушит сигарету в раковине. — Как скажешь!
Глубоко в себе я ищу умиротворения, прошу себя не психовать, потому что это может быть опасным для малыша. Лучше вообще закрыть тему, я не хочу попусту переживать и не буду.
— Кажется, тебе пора идти. Уже поздно, я хочу спать.
Но Тимура больше не остановить.
— Нет уж, нет, давай, спрашивай! Говори! Что ты хочешь знать? В восторге ли я, что тебя ебал не только я, но и мой лучший друг? — грубо заявляет он. — Нет, представь себе, об этом я не мечтал! Но мы развелись, ты была свободной женщиной, Элла. Ты была вправе выбирать для себя удовольствия по душе. Хочешь знать, рад ли я? Нет, — не унимается Тим, а следующее, что он говорит, немного поражает. — Хочешь знать, возбудил ли меня наш тройничок? — Я поднимаю на него глаза в ожидании. Он сглатывает. — Да, возбудил.
