лекарства?
– Да, перестань суетиться возле меня.
Изуми повернулась ко мне и увидела возле вазы корзинку для фруктов.
– Что, дядя приходил?
– Примерно час назад.
Изуми рассмотрела содержимое корзинки.
– Гляди, бабушка, тут твоя любимая канталупа.
Изуми выдвинула ящик и достала нож для фруктов. Я стоял в углу комнаты, наблюдая, как она управлялась с ножом. Фруктовый сок капал на ее пальцы. Она покрыла ногти бесцветным лаком. Они блестели, отражая солнечный свет, просачивавшийся сквозь белые занавески.
Изуми отрезала маленький кусочек и попробовала.
– У-у! – воскликнула она, отрезала два ломтя и протянула их бабушке и мне.
Я вонзил зубы в мякоть дыни, твердую, но сочную. Мой рот наполнила восхитительная сладость.
– Мой дядя умеет выбирать дыни, – сказала Изуми.
Мы ели дыню-канталупу в комнате 108, а занавески колыхались и хлопали от ветра. Тонкие, белые занавески напомнили мне госпожу Катоу. Интересно, как у нее сейчас дела? Я надеялся, что ей стало лучше.
Изуми продолжала болтать с бабушкой. Когда Изуми улыбалась, на ее левой щеке появлялась крошечная ямка.
Через некоторое время их голоса куда-то уплыли. Мало-помалу я почувствовал, что тоже уплываю куда-то и гляжу на все издалека. Я словно сидел перед телевизором и видел будто в другой реальности счастливую внучку с бабушкой.
Я скрестил на груди руки и прислонился затылком к стене. Вскоре я уже перенесся в прошлое.
…Я сидел на софе в гостиной вместе с сестрой. Мы смотрели по телевизору концерт. Выступал мужчина в черном смокинге. Он на роскошном рояле «Ямаха» играл перед огромной аудиторией джазовую композицию.
– Это импровизация на тему песни «Странный фрукт», – сказала сестра, прочитав подпись на экране.
– Он хороший? – спросил я.
– Думаю, что да, иначе его концерт не показали бы по телику, – ответила сестра.
Я не отрывал от музыканта глаз. Он играл нормально, из-под его пальцев лилась красивая музыка. Но больше всего меня поразили его пальцы – длинные и тонкие, с широкими ногтями здорового, розоватого цвета. Они грациозно летали над черно-белыми клавишами, словно слаженные танцовщики.
Пианист привел слушателей в восторг; последовали долгие, громовые аплодисменты. Он кланялся зрителям и с довольной улыбкой взмахивал своими красивыми пальцами.
– Ишида, ты меня слышишь? – спросила Изуми. Я вздрогнул и очнулся.
Мы возвращались через парк к автобусной остановке.
– Извини, – сказал я. – Ты можешь повторить?
– Я сказала, что благодарна тебе за помощь. Для меня это было очень важно, – сказала она с улыбкой. – Бабушка – самый важный для меня человек. Я жила вместе с ней до семнадцати лет.
– А твои родители? Почему ты не жила с ними?
– Они погибли, когда мне было два года, – ответила Изуми. – Разбились. Мой отец гнал машину. Кроме меня, у них никого больше не было, и я осталась одна.
– Ты, должно быть, всю жизнь горевала по родителям?
Она покачала головой.
– Как можно горевать по людям, которых ты не помнишь? Я знаю их лица по фоткам, но у меня не осталось никаких личных воспоминаний. Для меня это просто два имени, написанные в моем свидетельстве о рождении.
Я молчал.
– Ишида, ты считаешь меня бесчувственной?
Я не ответил. Мне показалось, что ее слова прозвучали скорее как утверждение, а не как вопрос.
– У бабушки всегда было слабое здоровье, но она единственная сказала, что возьмет меня к себе, – продолжала Изуми. – Однако с годами ей становилось хуже. У нее было несколько сердечных приступов, а я не могла постоянно присматривать за ней, потому что ходила в школу. Семья решила, что лучше, если она будет жить в хорошем доме престарелых, где ей в любой момент окажут профессиональную помощь.
Мы немного помолчали.
– Тебе, конечно, было тяжело, – заметил я.
– Ничего, у меня все нормально, – ответила Изуми. – К счастью, у меня есть богатый дядя, и он обеспечивает бабушку финансово. Еще он оплачивал мои траты, пока я не закончила колледж. Теперь я понемногу возвращаю ему долги. В книжном я зарабатываю не так много, но где-нибудь в следующем году верну ему долги полностью. Еще я коплю деньги на университет.
Я что-то одобрительно промычал. Неудивительно, что она так цепляется за низкую плату за жилье.
– Кстати, что бабушка говорила тебе, когда я вышла в туалет? – спросила Изуми. – Что, она просила сделать мне предложение или что-то еще?
– Ничего конкретного, – усмехнулся я. – Она велела заботиться о тебе.
– А что ты ей ответил?
– Как что? Любой в такой ситуации сказал бы «да». Ведь я не мог ответить ей: «Нет, мадам, я всего лишь временный бойфренд. Мой контракт истекает через два часа», тем более что она такая приятная пожилая леди.
– Правда, Ишида? – Она вытаращила глаза. – Теперь ты будешь заботиться обо мне?
– Я играл роль образцового бойфренда. Ты не должна требовать от меня исполнения обещаний.
– Я пошутила, не принимай мои слова всерьез. – Она взяла меня под руку. – А так было бы приятно иметь бойфренда.
– Почему у тебя его нет?
– Бойфренда?
Я кивнул.
– Пока не время, я не готова к серьезным отношениям.
Я помалкивал. Ее хватка стала крепче. Ее ладонь была теплая, и это тепло текло в меня.
Мы шли по парку. Изуми не убирала руку. Мимо нас прошла кучка детей; они смеялись и гонялись друг за дружкой. Позади них две молодые мамаши толкали прогулочные коляски. На берегу реки шестеро мужчин среднего возраста делали упражнения.
– Ты знаешь, почему город называется Акакава? – спросила Изуми.
– Нет, – ответил я. – Расскажешь?
– Я знаю две версии, – сказала она. – Первую я слышала от бабушки. На этом месте когда-то появилась деревня. Группа крестьян пришла сюда осенью и поселилась на берегах реки. Тогда здесь росло много японских кленов. Красные листья падали в воду, и река казалась красной, вот крестьяне и назвали деревню «Акакава» – «ака» значит «красная», а «кава» – «река».
– Ну, а вторая версия?
– Две кучки крестьян спорили из-за земли. Потом подрались своими мотыгами. Победители бросили трупы противников в воду, и от крови река покраснела.
Какой ужас!
– Ну и какую версию ты считаешь правдоподобной?
– По-моему, они обе правдоподобны. – Она пожала плечами.
Мы прошли мимо нескольких бегунов с полотенцами на шее. Через некоторое время я сообразил, что мы дали большой круг, но сделал вид, что ничего не заметил.
– Сегодня мы уже находились, – сказала Изуми. – Давай пойдем теперь назад?
Я кивнул:
– Сколько ты еще будешь держать меня под руку?
Она взглянула на часы.
– Еще двенадцать минут до конца нашего контракта.
– Мы должны строго придерживаться его?
Изуми улыбнулась и похлопала меня по руке.
– Ты хорошо себя вел, и я отпускаю тебя раньше.
Она убрала руку и пошла впереди меня. Лучи солнца падали на ее волосы, и на них появился рыжеватый отсвет, которого я не замечал раньше. При вечернем свете ее волосы сияли.
Когда я видел девушку с длинными волосами, блестевшими на солнце, я вспоминал сестру. От природы у нее были темно-каштановые волосы, в отличие от остальной семьи. Мне всегда нравился ее цвет волос.
Однажды я даже пробовал покрасить свои волосы в каштановый цвет. Но, когда они отросли, меня стали раздражать черные корни, а закрашивать их я ленился, и через пару месяцев волосы снова стали черными. Тогда я в первый и последний раз менял свой цвет.
– Пойдем быстрее,
