и крутанул в руке.
– Повторять не буду.
Он тут же вскочил, лихорадочно подобрал с пола свое тряпье и проскочил мимо меня в коридор, бормоча что-то об оплаченной услуге. Безупречные ноги тем временем опустились на кровать, а из подушек в изголовье медленно поднялась блондинка в очень короткой белой шелковой ночнушке. Однако меня совсем не тянуло рассматривать все прелести безусловно роскошного тела, потому что я видел лицо. И глаза.
Совершенно мертвые, пустые глаза.
– Лена? – спросил я. – Лена Акинина?
– Что? – бесцветным голосом спросила она, но в глазах что-то дрогнуло.
– Ты – Лена? – спросил я, шагая к ней. Она слегка отпрянула назад.
– Лена? – повторила она и совсем тихо прошептала: – Что вам еще от меня нужно?
– Лена, – я сделал еще шаг. – Я из твоего мира. Меня зовут Вася, мы учились на одном курсе.
Глаза расширились.
– Я ничего не понимаю, – еле слышно сказала она.
– Все хорошо, – заверил я, хотя кинжал в моей руке не очень соответствовал этому заявлению. – Я пришел помочь.
– Как? – в этом вздохе уже было что-то похожее на жизнь.
– Я могу вернуть тебя обратно, в наш мир.
Она вдруг вся подалась вперед, встав на колени на кровати передо мной и положив руки мне на грудь.
– Правда?! – она все еще говорила очень тихо и при этом каким-то образом одновременно кричала.
А может, это я уже начал понемногу сходить с ума.
– Правда, – кивнул я, глядя в запрокинутое ко мне прекрасное и мертвое лицо.
Она упала так же внезапно, как до того поднялась – внезапно скорчившись на коленях и сотрясаясь от беззвучных рыданий. Я наклонился, схватил ее за талию, поднял и, стащив с кровати, прижимал к себе.
Кажется, любому уважающему себя герою полагается спасти и заключить в объятия роскошную полуголую красавицу. А я ведь был героем, верно?
Правда, я никогда не думал, что при этом у меня может быть так мерзко на душе.
– Ш-ш-ш, – пробормотал я в пшеничные локоны. – Все в порядке. Я тебя вытащу отсюда, обещаю.
Я поднял руку и погладил ее по волосам. И одновременно занес над ее спиной другую – ту, в которой все еще был кинжал.
⁂
Когда я спустился вниз, Кэт стояла у самых дверей – о, чудо, никого до сих пор так и не убив. Мы встретились глазами, я коротко кивнул и тут же направился к двери.
– Эй! – позвала меня брюнетка. – Что там с Элеонорой?
Я замер на пороге и медленно обернулся.
– Если не хотите, чтобы я разнес здесь все, – тихо сказал я, – не останавливайте меня.
Кажется, брюнетка поняла, что я не шутил.
Выйдя на улицу, я сразу пошел дальше, не глядя, следует ли за мной Кэт, но когда я, наконец, остановился, она была рядом.
– Знаешь, о чем я действительно сейчас жалею? – спросил я ее.
– О чем?
– Что здесь совершенно невозможно напиться.
Кэт невесело усмехнулась, а затем внезапно подошла и слегка тронула меня за руку. Я вздрогнул. Она никогда раньше не прикасалась ко мне просто так, без необходимости.
– Мы можем сделать вид, – улыбнулась она слабо.
Я улыбнулся в ответ и осторожно отнял руку. На всякий случай.
Трактир, в который мы пришли, был совершенно пустым – то ли все посетители уже разошлись, то ли игра не подразумевала, что здесь кто-то вообще должен быть. Хозяин, впрочем, присутствовал – и в безумной попытке напиться я заказал все спиртное, какое было в наличии, от эля и яблочного сидра до наливок и водки. Кэт, к моему удивлению, охотно присоединилась ко мне. Может, заранее понимала, что ничего у нас не получится. А может, ей тоже хотелось попробовать хоть немного затуманить свой разум.
Но это было совершенно бесполезно. Сколько бы мы ни пили, кроме легкости в теле и свежести, это не приносило ничего. Но я не хотел сейчас ни легкости, ни свежести. Они никак не совпадали с тем, что я чувствовал.
– Кэт, – позвал я. Мы сидели рядом на лавке у стены, отложив оружие слева и справа от себя. Кэт положила руки на стол и легла на них головой. На мои слова она повернулась ко мне, не подымаясь.
– Как ты это делаешь?
– Что?
– Музыку здесь.
Она слегка пожала плечами.
– Вспоминаю песню, которую хочу услышать, и стараюсь выпустить ее из себя.
Я задумался. В общем-то, я уже знал, какую песню хочу услышать – ту, что играла у меня в голове уже который день. Я прикрыл глаза, сосредоточился…
Тишину трактира нарушил одинокий гитарный аккорд, затем перебор, еще аккорд и еще перебор. А затем низкий, хриплый голос вступил, своей головокружительной простотой забираясь в самые дальние уголки души и выворачивая ее наизнанку.
I hurt myself today
To see if I still feel
I focus on the pain
The only thing that’s real
The needle tears a hole
The old familiar sting
Try to kill it all away
But I remember everything
What have I become
My sweetest friend
Everyone I know goes away
In the end
And you could have it all
My empire of dirt
I will let you down
I will make you hurt…[6]
– Кто это? – спросила Кэт через некоторое время после того, как прозвучал последний аккорд.
– Это Джонни Кэш. Кажется, кавер на кого-то – но я не уверен. Да это и не важно. Все равно он поет ее лучше всего.
– Хорошо, – согласилась Кэт – и почему-то мне сразу стало намного легче.
Может, она и раздражала меня до желания убить, но если она оценила Кэша, как я мог за что-то на нее злиться?
⁂
Следующие двое, которых нам предстояло убить, были совершенно неинтересными – один прибился к шайке разбойников, а второй попал в рабство. Разбойника вместе со всей шайкой я отдал Кэт, равнодушно наблюдая со стороны, как она методично вырезает одного за другим. Раба я убил, когда тот вышел из дома по поручению господина. Мы не знали, что они испытывали по поводу нашего вмешательства – ни я, ни Кэт не стали вступать с ними в беседу. Друг с другом мы тоже почти перестали разговаривать.
Иногда мне казалось, что, нарушь один из нас это молчание, и мы оба взорвемся. А иногда – что нам обоим позарез нужно выговориться. Но молчание было надежнее. Оно защищало от слов, мыслей и чувств. И позволяло нам обоим оставаться теми, кем мы теперь стали – спокойными, хладнокровными, расчетливыми убийцами.
⁂
– У нас с тобой апгрейд, видимо, – усмехнулся я, глядя на карту. – Последний живет в замке.
– Слугой?