Камилла неторопливо осмотрела знакомое лицо, беспристрастно произвела его опись. Когда-то оно излучало свет, обволакивавший ее нежностью, приносивший покой. Сегодня она взирала на этот свет с ленивым безразличием, словно просто хотела убедиться, нормально ли работает лампа и не придется ли ее чинить. Лицо Адамберга больше не было обращено к Камилле, а в памяти у нее не осталось ничего, что вызвало бы отклик в его душе.
Она медленно приблизилась к нему, ступая тяжело, словно под грузом собственного равнодушия. Адамберг, должно быть, ее услышал, однако не шевельнулся и продолжал смотреть на ветку, гнущуюся под натиском течения. Камилла сделала еще несколько шагов и замерла метрах в десяти от него. Левой рукой он целился в нее из пистолета, по-прежнему не сводя глаз с реки.
— Не приближайся, — мягко попросил он. — Не стоит.
Камилла застыла, не в силах вымолвить ни слова.
— Ты же знаешь, я стреляю куда быстрее тебя, — продолжал он, все так же глядя на ветку, дрожащую в воде. — Как ты меня нашла?
— Данглар сказал, где ты, — ответила Камилла.
Услышав не тот голос, которого ожидал, Адамберг медленно повернул голову. Камилла хорошо помнила это его неторопливое движение, полное небрежного изящества. Он изумленно взглянул на нее. Потом, явно смутившись, плавно опустил пистолет и положил его на траву слева от себя.
— Прости, пожалуйста, — сказал он. — Я не ожидал, что это ты.
Камилла тряхнула головой: ей все еще было не по себе.
— Забудь, — продолжал Адамберг. — Просто одна девушка вбила себе в голову, что непременно должна меня убить.
— Да-да, я понимаю, — переведя дух, светским тоном ответила Камилла.
— Садись. — Адамберг похлопал ладонью по траве.
Камилла медлила.
— Да садись же, — настаивал он. — Тебе пришлось долго идти, а теперь нужно посидеть и отдохнуть.
Он улыбнулся ей.
— Понимаешь, я убил друга той девушки. Я падал, а пистолет выстрелил, и пуля угодила в него. Теперь она хочет тоже всадить мне пулю, вот сюда. — И он ткнул пальцем себе в живот. — Поэтому она неустанно ходит за мной по пятам. Она — твоя полная противоположность: ты-то все время от меня уходишь, избегаешь меня, исчезаешь, выскальзываешь прямо из рук.
Камилла, еще немного помедлив, наконец уселась по-турецки в нескольких метрах от него и стала молча ждать, когда он выговорится. Она знала: скоро Адамберг начнет задавать вопросы. Ведь он прекрасно понимал, что она явилась к нему не ради развлечения, а по необходимости.
Он замолчал и еще раз внимательно взглянул на нее. Серая куртка, немного великоватая, со слишком длинными, закрывающими кисти рукавами, светлые джинсы, черные сапоги, — да, несомненно, тогда по телевизору он видел именно ее, Камиллу. Это она — та девушка, что стояла на краю площади в Сен-Викторе, прислонившись спиной к старому платану. Комиссар опустил глаза.
— Да, ты выскальзываешь из рук, — задумчиво повторил он, снова опуская ветку в воду. — Должно быть, случилось нечто из ряда вон выходящее, если ты отправилась в такую даль, чтобы отыскать меня. Тебя вынудил к этому некий, так сказать, высший интерес.
Камилла не ответила.
— Так что же с тобой приключилось? — ласково спросил он.
Камилла принялась теребить сухие травинки, испытывая сильнейшее чувство неловкости и едва удерживаясь от желания вскочить и убежать.
— Мне нужна помощь, — с трудом выдавила она.
Адамберг вытащил ветку из воды, поднялся и сел напротив Камиллы, поджав ноги. Потом точным аккуратным движением положил ветку перед собой. Ему показалось, что она лежит недостаточно ровно, и он поправил ее. Какие у него красивые руки, подумала Камилла, крепкие и ловкие, разве что несколько крупноваты для его невысокого роста.
— Кто-то хочет причинить тебе зло? — спросил Адамберг.
— Нет.
Камиллу заранее пугала необходимость излагать всю эту длинную историю про овец, безволосого мужчину, про Солимана, зловонное болото, фургон для перевозки скота, про погоню и их неудачи. Она пыталась найти такие слова, чтобы с самого начала все это не выглядело полным абсурдом.
— Значит, все дело в той истории с овцами, — сделал вывод Адамберг. — Меркантурский зверь, так?
Опешив, Камилла вскинула на него удивленные глаза.
— Дело приняло скверный оборот. Случилось что-то такое, что коснулось непосредственно тебя, — продолжал комиссар. — Ты вмешалась, никого не предупредив. Местная жандармерия не в курсе. Ты предприняла какие-то действия на свой страх и риск, но внезапно зашла в тупик. И тебе стал нужен полицейский, который помог бы выпутаться, полицейский, который не послал бы тебя ко всем чертям. Ты выбилась из сил и, против своей воли, решила разыскать меня, поскольку никого другого не знаешь. Ты меня нашла. Тебе совершенно наплевать на овец. На самом деле единственное, чего тебе хочется, — это вернуться домой. Потихоньку удалиться, а потом броситься наутек.
Камилла усмехнулась. Адамберг всегда сразу понимал то, что до других не доходило. И наоборот, многое из того, что для остальных казалось простым как дважды два, было ему совершенно недоступно.
— Как ты узнал?
— От тебя исходит слабый запах гор и овечьей шерсти.
Камилла оглядела свою куртку, машинально потерла рукава.
— Да, — призналась она, — он быстро впитывается в одежду.
Она подняла на него глаза.
— Как ты узнал? — повторила она.
— Я видел тебя в выпуске новостей, в репортаже, снятом на площади той деревни.
— Значит, ты помнишь историю с овцами?
— Да, прекрасно помню. Гигантский зверь, загрызший тридцать одну овцу в Вантбрюне, Пьерфоре, Сен-Викторе, Гийо, Ла-Кастий, а еще, совсем недавно, в Тет-дю-Кавалье, неподалеку от поселка Ле-Плесс. А главное, он загрыз одну женщину в Сен-Викторе, загрыз, как овцу. Предполагаю, ты знала ту женщину. Что и заставило тебя впутаться в эту историю.
Камилла недоверчиво взглянула на него.
— Вряд ли это могло бы заинтересовать полицию, правда? — спросила она.
— Конечно, ни одному полицейскому нет до этого дела, — произнес он легкомысленно, потом добавил: — Кроме меня.
— Из-за волков? Из-за тех волков, о которых говорил твой дед?
— Может быть. Знаешь, этот зверь огромных размеров, словно возникший из глубины времен, окруженный мраком… Мне стало любопытно.
— О каком мраке ты говоришь? — озадаченно спросила Камилла.
— В этом деле кругом сплошной мрак. Нечто темное, полуночное, куда не может проникнуть взор, зато вполне может проникнуть ум. Да что говорить, беспросветная тьма.
— И все, только мрак?
— Пока не знаю. Я задавал себе вопрос, не направляет ли кто-нибудь этого зверя. Слишком много он убивает, дико, жестоко, гораздо больше, чем нужно, чтобы прокормиться. Как одержимый, а если точнее — как человек. Да к тому же еще Сюзанна Рослен. Не понимаю, зачем этот зверь на нее напал. Разве что он болен бешенством и у него не все в порядке с головой. А еще я не пойму, почему его до сих пор не смогли найти. Тьма, да и только.
