выжить. Нет, не так. Придется солгать, чтобы получить мизерный шанс на спасение. Вот теперь верно. Антеро хотел знать, как бедняжка покинула свою ужасную могилу. Похоже, кишечник острова прохудился, что старикана очень беспокоило.
Симо смирился с тем, что им предстоит вынести. Посчитал, что это неизбежно; что никто их не спасет; что предсмертный путь Аннели – и их путь тоже.
В мыслях возникли все те спектакли, в которых играла его мать и в которых блистала его жена. Иной раз они работали в условиях, требовавших недюжинной выдержки.
Так, Тертту Ильвес в 2001-м выступала с приступом аппендицита. Ни у кого и мыслей не возникло, что она боролась с болью, пока спектакль «Одна абсолютно счастливая деревня» не закончился.
Лена Ильвес в 2013-м, уже будучи женой Симо, упрямо отыгрывала сценку в «Бесприданнице», хотя за кулисами на тот момент завязалась потасовка между осветителем и рабочим сцены. Но Лена играла великолепно, и ни один мускул не дрогнул на ее лице, хотя драка была ужасной и завершилась одним арестом и одним кровоизлиянием в мозг.
Словом, искусство лицедейства, наблюдаемое Симо много лет, подсказало, как убедительно сработать мышцами лица вопреки всему.
– Тело Аннели обнаружили в брошенной лодке, – ровным голосом сообщил Симо, хотя держать себя в руках было непросто. – Недалеко от Красной Нерки. Там.
– Я тебе не верю. – Антеро вынул из сумки промысловый нож с рукояткой из березового капа. Безразлично скользнул взглядом по лезвию.
«Притворяйся сколько угодно, старый ублюдок, но я вижу тебя насквозь», – подумал Симо.
– А разве у тебя в общине нет недовольных? Разве некому отыскать ее тело и сбежать с ним?
Взгляды двух лжецов, Антеро и Симо, встретились.
– Верующий никогда бы не рискнул осквернить Глотку Амая своим присутствием.
– Вот именно.
Внутри Симо разлилось горькое ликование. Старикан с непроницаемыми глазами засомневался. «Правильно. Молодец. Лучше сомневайся в своих карманных уродцах, чем ставь под сомнение надежность дыры, куда вы швырнули девочку. Ведь в таком случае ты усомнишься в собственном божестве. А заодно задайся-ка вопросом, сколько еще припрятано лодок, о которых ты и понятия не имеешь».
– Знаешь, что это, Симо Ильвес?
Перед глазами Симо закачалась странная ложечка, похожая на те, которыми обычно берут мед. Ложка-веретено. Только у этой штуковины не было прорезей – сплошь литое навершие, достаточно маленькое, чтобы протиснуться кому-нибудь в глотку.
– Ты все правильно понял, Симо Ильвес, – промолвил Антеро и умилился собственным словам. Отложил ложечку. – Амай не шлет испытаний: он дает шанс показать силу. И насколько же силен ты, человек с материка?
Симо не смог ответить.
Все слова и доводы сплелись в бессвязный крик, когда лезвие вывело на его коже первую безупречную букву Красного Закона.
39. Тигр
В конце спуска притяжение заявило права на его задницу, и Харинов, запыхавшийся, размахивающий саквояжем, упал. Розоватые шишки лиственниц брызнули в стороны, когда он умудрился проехать вниз пару метров. Позади патологоанатома была тайга, а впереди мерцало синее море.
Их надувную моторную лодку никто не охранял. На «Северной Звезде», будто парившей в отдалении на волнах, тоже никого не наблюдалось. По песку прогуливалась чайка. Заметив приближавшегося человека, она озлобилась и закричала.
– Заткнись, – прошептал Харинов. – Хорошие же вы охранники – разбежались по кустам.
Этот ничем не обоснованный вывод вызвал у него отвращение. Словно их группу сопровождали не профессионалы, а лесорубы, растерявшие топоры. Харинов разразился булькающим смехом.
– Эй, капитаны, майоры, где вы? – проорал он.
Этот крик окончательно вывел чайку из себя, и она, испытывая ярость, описала над патологоанатомом круг и улетела. Не придав значения выходкам птицы, Харинов добрел до лодки и забросил в нее саквояж. Подтолкнул лодку к воде и тяжело плюхнулся внутрь, едва не замочив скрипучие галоши и оберегаемые ими туфли.
Трясясь от раздражения, или от страха, или еще бог весть отчего, Харинов дернул рукоять стартера. Лодочный мотор взревел и стал толкать суденышко вперед. Управлять лодкой было непривычно, но особых навыков для этого и не требовалось. Знай себе поворачивай румпель в обратную сторону от той, которая нужна.
«Северная Звезда» с неохотой приближалась. Подчиняясь неосознанному порыву, Харинов бросил на берег взгляд, который всем сердцем хотелось назвать прощальным. По песку, запинаясь, ковылял мужчина. Невысокий. Типичный обитатель здешних дыр – с кепкой-шестиклинкой на голове и почему-то чересчур розовым лицом. Его руки вскидывались и опадали, пытаясь привлечь внимание патологоанатома.
– …то… пасно!
– Пошел к черту, ублюдок! – проорал в ответ Харинов. – Вы все больные, понял?
– …пасность!
– Отвали, кретин!
Голос неизвестного таял по мере отдаления лодки от берега, и Харинов успокоился, пребывая в уверенности, что сотрудники береговой охраны по какой-то причине перебрались на катер. Может, в картишки решили перекинуться, поди разбери. Ему и в голову не пришло, что лодка, на которой он плыл, в таком случае не валялась бы на песке.
Он заложил вираж и буквально наехал на платформу для ныряния. Несильно тряхнуло.
По какой-то причине никто не спешил показаться из рубки или кают катера. «Северная Звезда» казалась вымершим призраком, какие иногда возникают и пропадают на просторах моря. Бывает же такое, да? Фигурка мужчины на берегу продолжала размахивать руками, и Харинову вдруг пришло в голову, что он совершил смертельную ошибку, приплыв на катер.
Он вылез из лодки и в нерешительности взялся за блестящий поручень. Еще раз взглянул на берег: мужчина не прекращал попыток донести какую-то мысль.
Внезапно Харинов понял, что лучше бы ему вести себя тихо как мышка: не кричать и не топать. А еще лучше – сразу мчаться на берег, к тому странному типу, и спросить, чего это он так надрывается.
Но уйти, не узнав причины странной тишины на «Северной Звезде», Харинов не мог. Остров разделил их группу и, возможно, в этот самый миг пережевывал тех, кто остался в лапах уродов. Харинов изо всех сил гнал мысли о Лине, но чувство вины его угнетало, и он ощущал себя никчемным и очень злым.
Быстрый взгляд, брошенный на палубу, обнаружил сгусток крови. Он остался в углублении, предназначенном для болтов, удерживавших один из блестящих поручней. Харинов не работал с живыми; максимум его заботили следы, оставленные на мертвецах. Но опытный глаз, наметанный на выделения, как бы противно это ни звучало, без труда определил природу сгустка.
Разум сейчас же предложил несколько вариантов развития событий. Вот Харинов, разевая рот от ужаса, бросается к лодке и копошится, пытаясь завести мотор, а его беззащитная спина становится мишенью для дротиков, или томагавков, или что там метают аборигены. А вот он
