с напускным возмущением выдает будущий папаша.
– Да, ты, что? – в моих словах звучит такое же напускное удивление.
– Белка! – Антон вдруг сменяет тон. Вижу в его глазах странное выражение, и оно мне не нравится. Я помню этот взгляд, и когда-то он меня заводил, но не теперь. Хочу ретироваться из кухни, пока дело не приняло серьезный оборот, но Антон хватает меня за руку, останавливает. Пытаюсь вырываться:
– Антон, прекрати!
Куда там! Вцепился, как клещ. Глаза горят.
– Белка, прости! – он бухается передо мной на колени. – Прости! Я – дурак!
– Прекрати немедленно! – стараюсь говорить ледяным тоном, но это его не успокаивает. Он еще крепче обхватывает мои колени, влажный рот елозит по внутренней стороне бедра.
– Белка, люблю тебя, – шепчут его губы, – всегда одну тебя любил. Я разведусь с ней, обязательно. Только чуть позже, не сейчас. Люблю, люблю….
Вырываюсь, но сильные руки не отпускают. И вот я уже на кухонном столе, полотенце летит куда-то в сторону. Антон насильно разводит мои ноги, устраивается между ними, пытается одной рукой расстегнуть пуговицу на своих джинсах. Чувствую, как он возбужден, на лице застыла похотливая гримаса. И тогда, я, со всей дури бью его по этой масляной роже. Еще и еще. Пощечины звенят. Он ошарашен. Приходит в себя. Отстраняется.
Поднимаю полотенце и, не заворачиваясь в него, шествую с видом королевы мимо этого ничтожества, в ванну. Долго смываю в горячей воде эти слюни и мерзкие ощущения от его рук. Потом закрываюсь в нашей с Кирой комнате, чтобы не видеть виновато-заискивающего взгляда бывшего муженька. А вечером, решаю расставить все точки над «и», в наших непростых семейных отношениях.
23
Собрание происходит на территории кухни. Антон заметно нервничает. И я знаю почему. Его жена сидит с каким-то блаженным видом. Киру на совет взрослых не пригласили. Для разговора выбираю спокойный тон, хоть и дается мне это совсем нелегко:
– В общем, так. Вам двоим, пора освобождать чужую территорию. Даю месяц на поиск жилья, или куда вы там решите переехать.
– Ты не имеешь права, – на лице Выдры блуждает странная улыбка. Начинаю сомневаться в ее вменяемости.
– Дорогая, бывшая подруга, – я нарочно делаю сильный акцент на слове «бывшая». – Права не имеешь здесь – ты. Вообще никакого.
– У нас нет другого жилья. Пока, нет, – включается в разговор Антон.
– Пока мне только понятно, что у вас нет никакой совести, – парирую я.
Они молчат и даже не смотрят друг на друга. Обращаюсь опять к Выдре:
– В конце концов, у тебя есть родители, переезжайте к ним. Не выгонят же они собственную дочь на улицу, тем более, когда та в интересном положении.
Моя осведомленность в этом вопросе оказалась для нее неожиданностью. Взгляд женщины метнулся к мужу, потом ко мне. К лицу прилила кровь, значит волнуется.
– Ты же знаешь, у родителей однушка. Предлагаешь мне с ребенком и мужем там ютиться? – шипит она. – Мама постоянно мучается давлением, ей нельзя волноваться.
– А мне, значит, можно, – демонстративно упираю руки в боки. – Каждый день лицезреть ваши персоны. Ты вообще себя слышишь?
Снова нависла пауза. Даю им еще минуту на размышление, потом говорю:
– Надеюсь, мне не придется выселять вас через суд. Но я предупреждаю, воевать буду насмерть. Так что пожалейте свои и мои нервы. К тому же, ребенок скоро родится, он то уж точно ни в чем не виноват.
Ночевать я напросилась к соседке. Та, без разговоров постелила мне на диване, предварительно, и с сочувствием, выслушав рассказ о сегодняшних событиях.
– Бедная моя девочка, – качая головой, заключает Аэлита Война. – Может, поживешь у меня, пока эти не съедут? – она неопределенно машет рукой, имея в виду под «этими» бывшего мужа и Выдру.
– Боюсь, что так они вообще никогда не съедут, – признаюсь я старушке. – Как бы действительно не пришлось идти в суд.
– А Кира, что говорит? – интересуется она отношением дочери ко всему этому цирку.
– Кира ничего не говорит. И я не могу рассказать, какой у нее папа козел!
– Антон, конечно, бесстыдник! – возмущается соседка. – Приставал к тебе!
Но у меня уже нет ни сил, ни желания обсуждать нелицеприятные качества бывшего мужа. Этот день выдался, на удивление, контрастным на эмоции. Хотелось просто упасть на кровать и уснуть.
– Мерзавец он, а не бесстыдник, – устало говорю я Войне. – Впрочем, они друг другу под стать, эти двое.
Старушка согласно кивает.
Уже ночью, неожиданно, пришло сообщение от Матвея: «Это было опасно. Быть так близко, так тонко чувствовать друг друга, так легко раствориться в тебе потеряв себя. Спасибо за это свидание».
Неожиданно понимаю, что очень хочу услышать его голос.
– Слушаю, – он отвечает сразу, будто ждал моего звонка.
– Привет.
– Привет. Как прошел твой день?
– Нормально, – стараюсь говорить убедительно, но Матвей опять удивляет меня своей проницательностью:
– У тебя усталый и больной голос. Что случилось?
– Поссорилась со своим бывшим, и его Выдрой, – признаюсь я.
– Так серьезно?
– Да. Сказала им выметаться из квартиры.
– Может быть переедешь ко мне? – говорит он, после недолгой паузы.
– Неожиданное предложение, – я растеряна. – Как ты это представляешь?
Ответ на мой вопрос следует незамедлительно:
– Очень хорошо это представляю.
– Матвей, я не оставлю больше с ними Киру, – в моем голосе слышна предательская нервозность. Господи! Еще не хватало, чтобы он посчитал меня истеричкой.
– Мне кажется, она сделала свой выбор, Белла. И как бы не было больно, нужно этот выбор принять, иначе ты рискуешь потерять дочь навсегда.
Разумом понимаю, что он прав, но материнское сердце кричит:
– Она еще ребенок!
В отличие от меня мужчина рассуждает спокойно:
– Вы можете переехать вместе. Конечно, если Кира захочет
Но к подобному предложению я совершенно еще не готова:
– Это исключено. Не сейчас, – мысли кружатся в хороводе не давая сосредоточиться на решении.
– Так это «исключено», или «не сейчас»? Ты определись, Белла, – прижимает он меня к стенке.
– Матвей, не дави, пожалуйста! Не мучай!
– Ты сама себя мучаешь. Пора отпустить прошлое и начать все заново.
В его словах нет резкости, но они режут ножом, разрывают душу. Кусаю губы и просто молчу.
– Хорошо, – кажется, он принял решение. – Не буду давить на тебя. Ты умная, взрослая девочка. Поступай, как считаешь нужным.
Мне вдруг становится страшно от мысли, что я могу потерять этого мужчину и я почти кричу:
– Матвей! Только не обижайся, прошу!
– Белла, – он вздыхает. – Я все понимаю.
– Спасибо, ты не представляешь, как мне это важно.
***
Утром я проснулась совершенно разбитая: голова раскалывалась, болел желудок.
Таблетка сняла головную
