* * *
Дорога очень утомительна. Пусть этот грузовичок самый что ни на есть современный, все равно это изматывает.
Разумеется, существует самолет, но так остается больше следов, чем на земле, при отправлении требуется показать документы, пройти паспортный контроль…
У Матильды есть запасной паспорт.
Кстати, вот о чем еще надо будет сказать Анри. Она получила паспорт от руководства четыре или пять лет назад для задания в Мальмё — чистая каторга, ей могли бы заплатить побольше, настолько сложно это было (не забыть поговорить с Анри и об этом тоже, расценки не менялись с давних времен, она не специалист по части вознаграждений, и все же…). Так вот, она должна была избавиться от паспорта, так же, как и от оружия, но сохранила его. Предосторожность. Она совершенно не знает, удастся ли ей с этим документом покинуть страну, может, он уже недействителен, однако интуитивно Матильда понимала, что нет, никто не позаботился срубить эту ветку, все о ней забыли, в этом она была почти уверена. Как же ее звали для той истории в Мальмё? Ах да! Жаклина Форестье! До чего же ей ненавистно это имя! Прожить четыре дня под именем Жаклина — это было почти хуже, чем само задание.
Короче, она приняла решение отправиться в Тулузу на машине.
Она даже будет избегать платной магистрали, никакого риска по той или иной причине быть замеченной на пункте оплаты. Грузовичок довольно узнаваемый, кто-нибудь наверняка может вспомнить, что где-то его видел, но ведь существуют тысячи профессиональных пикапов с тысячами надписей на боках, их даже не запоминают. Вдобавок тип, которого послал к ней Анри, был настоящим профи. Из тех, кто всё предусматривает, так что будет очень трудно связать этот автомобиль с Матильдой, да и невозможно. Если только не ее собственный промах. Она, как всегда, выпутается, потому что она почти вне подозрений, однако следует оставаться внимательной и осторожной.
Ее раздражало радио, из него никогда ничего не узнаешь, так что она уже давно его выключила. Взять, что ли, автостопщика? Никогда не знаешь, на кого попадешь, это неосмотрительно. Не говоря уже о том, что она не совсем подходящий водитель для транспорта такого типа, поэтому должна сделаться совсем маленькой и незаметной и не высовываться — разве что по необходимости.
Так что она вооружилась терпением и катила, катила, катила. А с километрами накатили воспоминания. Наверное, потому, что Анри заботит ее больше всего, хотя в этот момент она думает о своем муже, докторе Перрене. О Реймоне. Ты делаешь вид, что совсем забыл его, Анри, но я уверена, что ты блефуешь. Ты помнишь, насколько разочаровали нас те первые месяцы после войны. Новая жизнь уже навсегда была лишена того напряжения, той интенсивности, которую мы познали и полюбили. А влечение, которое, как магнитом, притягивало нас друг к другу, лишенное повода, было растрачено впустую. Хотя это жизнь вызывала разочарование, становилась недостойной, неспособной вознаградить нас на высоте наших ожиданий. Прощайте, колебания и тревоги, лихорадочность, страх — великолепный, несравненный и непревзойденный страх умереть. Ты всегда был красив, Анри. Но не более того. Все призывало нас к норме. Мой отец-врач хотел, чтобы я вышла за врача, моя мать считала прелестным, что я заживу такой же жизнью, как она. И я ничему не воспротивилась, потому что на самом деле все потеряло вкус. Ах, Анри, как же я по тебе скучала. Не по тому Анри, что наносил мне визиты с цветами и шоколадом, а по тому, другому, из Маки, прекрасному Анри, который принимал решения, был категоричен, организовывал, всегда и всюду был спокоен и прям…
А доктор Перрен — ну что ты хочешь… Тебе известно, как я старалась быть такой женой, какой меня хотели видеть! Как же это было тоскливо…
Реймон… Я поняла, почему он умер, в день его похорон. Когда заметила тебя в толпе плакальщиц, ты помнишь.
Странно: когда я вспоминаю тот момент, я вижу, как мы идем за катафалком под руку, будто мы женаты.
Матильда едет очень медленно, потому что слезы заливают лицо. Она слышит колокола. То ли свадебные, то ли похоронный звон по усопшему. Это автомобили, которые гудят позади нее. Надо остановиться, здесь большая, почти пустынная парковка с несколькими иностранными полуприцепами. Матильда паркуется, ей никак не удается сдержать поток слез. Она сморкается, старается дышать ровно. Ее охватывает изнеможение. Она не знает, ни который час, ни даже где она находится, — ничто уже не имеет значения. Она пытается остаться незамеченной, поэтому, не выходя из машины, перебирается с водительского сиденья назад — довольно мучительное упражнение. Там она ложится на пол рядом со своим грузом в вакуумной упаковке; в углу аккуратно сложен спальный мешок.
Она, не раздеваясь, проскальзывает в него. Он ничем не пахнет, особенно мужчиной — ей это было бы отвратительно, она не смогла бы уснуть, но это, к счастью, не тот случай.
Едва успев закрыть глаза, она засыпает тяжелым сном без сновидений.
* * *
А в семь вечера Матильда снова отправляется в путь.
Это довольно забавно: через мгновение она наклоняет голову к рулю, как если бы управляла мчащимся против ветра мотоциклом.
Она скучает по Людо. Пес — это все-таки товарищ, нечего и говорить. Без него трудно обойтись, особенно когда живешь совсем одна в деревне и имеешь сад. Собаки обожают сады, а ее — один из самых прекрасных в округе. Матильда вспомнила о маленьком кокере и задумалась, будет ли он сообразительнее, чем Людо. Это нетрудно, далматинец был милым, ласковым, но звезд с неба не хватал — чтобы вбить ему что-нибудь в голову, приходилось попотеть. Если Куки не окажется еще зловредней, она избежит шанса попасть на двух бездарей подряд…
Когда Матильде надо съездить к дочери, вопрос собаки постоянно витает в воздухе. Ее дочь не любит собак, но она вообще никого и ничего не любит, а Матильда, по правде сказать, не больно-то любит свою дочь, которая ее слишком разочаровала. Видя дочь, Матильда всякий раз удивляется, что этот ребенок вышел из нее. Это какой-то генетический сбой — короче, просто сбой. Матильда не очень любит детей, меньше, чем собак. Еще в молодости она их не сильно любила. Муж упрекал ее за то, что она не рожает, он утверждал, что женщинам это только на пользу и вдобавок обеспечивает семейное счастье. Ее Реймон был человеком идей, уже готовых и заранее принятых, едва они появлялись. Удовлетворение от материнства было ничтожно, говорит себе Матильда, когда вспоминает об этом. У нее впечатление, будто она исчерпала тему еще до того, как ее дочери исполнился год. Она выполнила свой долг (Матильде нравится думать, что ей не в чем себя упрекнуть).
Сумерки наступают медленно. Дневной отдых остался позади, и Матильда говорит себе, что спешить некуда, Анри о ее приезде не предупрежден, так что он ее не ждет, а значит, у него нет ни малейшего повода для беспокойства. Она рада сделать ему сюрприз. Но это будет совсем не похоже на твой визит ко мне, старый верблюд, только ради того, чтобы упрекнуть меня и сразу укатить, нет, со мной все будет иначе, я тебе обещаю, у нас состоится настоящий разговор, я подготовила для тебя кое-какие сюрпризы, вот увидишь, нет-нет, не спрашивай, я же сказала — это сюрприз!
