Подёргал за пуговицу.
– Это японская нить. Прочнее не бывает.
– Обалдеть, – сказал я, поймав её взгляд. – Скажите, зачем вы вышли замуж за Милека?
Мой вопрос её ошарашил. Он был дерзким, но такова моя натура. Если бы я не спросил, то таскал бы в себе эту неясную мысль неделями.
Здесь стоило извиниться, но я вместо этого только сверлил её глазами.
Руки Анны механически согнулись, обняли плечи. Её голова повернулась к окну. Я заметил, что Анна сняла жука с лацкана.
– Его любовь к сыну меня покорила. Милек был несказанно предан своему чаду. Я не знала тогда, что Тео – очень нелёгкий мальчик, – говорила Анна тихим, чуть взволнованным голосом. – Когда ты чувствуешь любовь, неважно в каком проявлении, начинаешь, как глупая мошка, тянуться к очагу, к её источнику. Особенно если всю жизнь обделён был ею. Я не была глупой, вовсе нет, – поправилась она уже более спокойным тоном. – Я полюбила его за ласку…
– Но вы не знали, что от переизбытка любви к сыну вам-то её не достанется, – слетело у меня с языка. Для меня подобные жёсткие выпады вообще естественны.
Она остановила на мне взгляд. Холодный, почти стеклянный. Я чувствовал, как в ней всё заледенело.
– Наденьте рубашку, мистер Гарфилд. Я закончила.
Анна как в Снежную королеву превратилась. Разница в десять лет, казалось, сузившаяся до одного дня, обернулась пропастью.
Я оделся, кивнул в благодарность и отчалил.
Дам ей время, решил я мудро.
Глава 20
Завещание Тео
В нашей комнате оказалось пусто. Должно быть, Адам всё ещё проводил свои расследования. Я стал писать реферат, периодически отвлекаясь на новую пуговицу. В окне перед носом шелестел кронами май, иногда на подоконник садились воробьи и ждали от меня подачки. Я кормил их крекерами, что всегда хранились про запас в ящике стола.
С Адамом мы встретились в раздевалке перед игрой. Всё это время мой товарищ вертелся у барышень в их чумном бастионе. Говорит, чай пил.
– Вижу, ты и покрепче что-то пил.
Я уставился на него, сдерживая смятение.
– Бесспорно, стяжка совсем иная, – белобрысый глядел на рубаху, что я повесил на дверцу шкафчика. – Опытная рука. Мама шила так же.
Я обомлел.
– Не туда тебя черти носят, Макс. Зря ты отказываешься от общения с Шивон. Она прекрасная.
– Не сомневаюсь, – сказал я. – Но я – короткий рассказ, а не роман.
– Я за тебя волнуюсь, Макс.
– Чего ещё?
– Наломать дров – не велик талант.
Я ухмыльнулся и мотнул чёлкой.
– В детстве меня подстрелил Эрос одной из своих стрел, что убивают любовь, – сказал я. – С тех пор сердце моё, как дерево, – ничего не ощущаю.
– Очевидно, он и в мать Шивон попал, – сказал Адам. – Мать-кукушка. К каким последствиям это привело?
– Не драматизируй.
– Шивон только недавно про отца настоящего узнала. До этого всё какие-то субъекты разные в дом наведывались. Мать Шивон из семьи фермеров. Бежала сюда из Ирландии в пятнадцать лет с больной бабушкой и уже тогда слыла мятежной душой. Через год после начала Первой мировой войны, забросив немощную бабушку, она уже разъезжала с офицерами, утоляя их и свой голодный пыл.
– Не вижу ничего предосудительного, – вставил я.
– Пока ты молод, может, и не видишь.
– Может, никогда не увижу. Планирую умереть молодым, – сказал я значительно.
Адам надел майку в чёрно-белую полоску и поправил очки. В реальности «пока ты молод» не звучало даже мало-мальски смешно в его девятнадцатилетних устах. Я ненавидел такие моменты больше всего.
– Сюда она вернулась только через пятнадцать лет, когда получила телеграмму от соседки с сообщением о смерти бабушки.
– Стойкая старушка!
– Вернулась, только чтобы денег выручить за продажу ветхого бабушкиного дома. В этот короткий период она и встретила Диксона, тогда ещё молодого и не поросшего мхом вдовца. Свою ошибку встретила, как она однажды сказала дочери, находясь под градусом.
– Хорош морализировать, – буркнул я.
– Но больше поразило другое, – тон Адама выражал сильную озабоченность. – Шивон показала фотографию матери. Они как две капли воды с ней! Меня это крайне удивило.
– Что дочь похожа на мать? – Я покачал головой и сказал с ехидством: – Однако ты меня поражаешь.
Глаза Адама сверкнули на меня суровым норвежским небом где-нибудь над Бергеном, и я поспешил отвести взгляд.
– Что у таких одинаковых с виду женщин, да ещё одной крови, помимо внешности, не нашлось ничего общего, – добил меня жёсткий голос.
Адам вдруг наклонился и поднял с пола крохотный предмет, похожий на кусочек проволоки. Он долго его рассматривал на ладони, на серьёзном вытянутом лице проступила привычная сумрачность. Наглядевшись, Адам положил вещицу в карман шорт, а затем взглянул на меня чуть ли не с упрёком.
– Мать Шивон – как ветер. Как ты, Макс.
Я кивнул.
– Уже чувствую, как ты её презираешь, – поделился я с усмешкой.
– Нет, не презираю. В отличие от тебя, она – женщина, Макс.
Тут я не мог поспорить.
– Не вина женщин, что они становятся такими из-за мужчин.
– Только те, которым в детстве не хватало порки, – сказал я. – Вот и всё.
Адам отрицательно помотал головой.
– Порка только мальчикам бывает на пользу. Характеры девочек формируют мужчины. У девочек более тонкие души.
– Как у Джо? – ухмыльнулся я.
– Я призываю тебя к ответственности, Макс. Это отличная идея – ты и Шивон.
– Это – катастрофа, дружище!
Теперь моя мать вещала через этот белобрысый передатчик.
– Моё будущее зависит от чаевых. С такими отношения не строят. Кроме того, ты меня знаешь. Я не кладу все яйца в одну корзину.
– Но вы бы смогли помочь друг другу. Ты бы узнал, что такое верность и смысл жизни. В тебе есть доброта и искренность, Макс. То, чего Шивон не получила от других. Это ведь чудо, что она в мать не пошла, хотя всю жизнь только за ней могла наблюдать. И всё же пробилась на свет, не подцепив от матери цинизма и распущенности, и верит, что любовь бывает раз и навсегда.
– Теперь уже вряд ли. После Тео, – сказал я. – Кстати, я, кажется, подружился с Фредди.
Адам на секунду замер.
– Кальмар действительно существует.
И я рассказал в подробностях о своей находке.
– Так что Шивон уже не та, что прежде…
– Зря ты говоришь так. Она надломлена, но не сломлена. Рана заживёт. Она верит в любовь, Макс. – Адам аккуратно закрыл шкафчик и пристально поглядел на меня.
Я отвёл взгляд, натягивая гольфы. Разговор мне наскучил.
– Знаешь, из чего образуется перекати-поле, Макс?
Только не это!
– От тонких ветвистых стеблей.
