зрелостью произошло кое-что странное. Поменялись ее стремления. Поменялось то, что она считала важным.
Вампиры – красивые существа.
Это почти всегда так. У них мягкая и гладкая кожа, яркие и эффектные черты лица, голоса сладкие и мелодичные. Они часто отличаются такой красотой, какая оставляет отметину в душе, – такой, какая снова и снова приходит к тебе, когда по ночам ты лежишь в постели без сна, думая о форме этих губ.
Девушка научилась быть к этому равнодушной. Ей все время твердили, что нужно видеть в существах, окружающих ее, смертельно опасных чудовищ. Только повзрослев, она начала считать их опасными не в том смысле, в котором они были чудовищами, а в том, в каком они таковыми не были.
Скажем прямо: она была умная девушка. Она умела выживать.
Но все живые существа жаждут любви. Разве это недостаток?
Однажды ночью девушка встретила юношу-вампира. Она редко беседовала с царедворцами отца. Но этот юноша тоже выглядел чужаком. Он был молод, всего на несколько лет старше ее. Он оказался самым потрясающим существом, которого она когда-либо видела: его лицо безупречно сочетало суровые углы и мягкие изгибы, нарисованные теплыми оттенками, намекая на то, кем он когда-то был.
Да, она встретила обращенного.
Он был одиноким юношей. Она – одинокой девушкой. Разве удивительно, что между ними возникло чувство?
Может, он и сам не понимал, каким оружием была его внешность.
Может, его влекло к этой девушке потому, что она напоминала ему, кем он когда-то был.
Может, он даже считал, что любит ее.
Девушка никогда особо не задумывалась о любви. Ей не давали книжек про принцесс, она не мечтала о поцелуе возлюбленного, который спасет ее от злосчастной жизни. Но воспоминания о губах этого юноши посещали ее по ночам. Если любовь – это желать кого-то, то, наверное, это была она.
Девушка была очень и очень молода. В чем-то сурова. В чем-то беспомощно наивна. Она не до конца понимала, что вампиры влекут к себе так, как влекут серебристые зубья капкана. Их красота – подзывающая рука, что обещает нежные ласки.
Маленькой змейке было очень одиноко. Она скользнула прямо в эти прекрасные, изящные пальцы. Даже не заметив когтей.
Глава двадцать третья
Я предполагала, что, если нам очень и очень повезет, мы с Райном сможем не поубивать друг друга, но я не ожидала, что у нас хорошо получится действовать сообща.
Первые несколько ночей в кварталах были далеки от успешных. Помогало то, что у нас была общая цель, важная для нас обоих, но мы все равно друг на друга натыкались. Стена его тела умудрялась оказываться у меня на пути всякий раз, когда мне надо было двигаться быстро. Его удары всегда выводили цель с моей линии атаки в самый неподходящий момент. Один примечательно болезненный случай был, когда крыло Райна ударило меня так сильно, что отбросило в стену, как муху.
Но в целях недостатка не было. В мое отсутствие вампиры внутреннего города радостно превратили квартал в свои охотничьи угодья. Мы продолжали тренироваться, шаг за шагом разрушая между нами барьер.
Через пять ночей практики я поняла, что мы проделали весь маршрут и ни разу ни один из нас случайно – или намеренно – не задел другого.
Через шесть ночей я поняла, что за все время мы даже не наступили друг другу на ногу.
Через семь ночей мы сумели дополнить друг друга, ликвидировав одну цель с безупречной точностью. Мы тогда уставились друг на друга, вытаращив глаза, словно оба узрели чудо и не хотели спугнуть его, назвав вслух. Конечно, после этого остаток ночи мы путались друг у друга под ногами, но и это уже неплохо.
На восьмую ночь я держалась в стороне и просто наблюдала за его работой. К тому времени я уже начала интуитивно понимать, как он движется, и когда следила за ним, держала эти наблюдения в уме и делала выводы.
Когда я впервые встретила Райна, я считала, что он полагается на свой рост и силу. Я жестоко ошибалась. Все это было лишь обманкой. Он постоянно применял магию, спрятанную в каждом движении и ударе и замаскированную показным варварством. Если наблюдать невнимательно, можно было подумать, что он просто атакует противника гигантским мечом из Ночной стали и побеждает одной грубой техникой, – и это бы означало недооценить Райна.
Там было гораздо больше. Эти удары были сокрушительны потому, что Райн с каждым из них использовал и свой вес, и скорость, и магию. Они вовсе не были грубы и примитивны – в них была стратегия. Он знал, когда ударить, где и с какой силой. Тонкий расчет.
Меня осенило, когда он выдергивал меч из груди обмякшего трупа.
Райн взглянул на меня через плечо, изогнув бровь:
– Ну как? Нравится?
– Ты специально так делаешь?
– Так?
Он показал на тело, выпрямился и вытер клинок. Всполохи магической тени на металле вздрагивали по всей длине, когда по ним пробегала ткань.
– Ну да, пожалуй.
– Это спектакль. Твой стиль боя – спектакль. Ты стараешься, чтобы все выглядело проще, чем на самом деле.
Он на секунду замер – не исключено, что в удивлении, – и обернулся:
– А ты и впрямь внимательно смотрела. Я польщен.
– Зачем ты скрываешь, что используешь магию?
Он вложил меч в ножны и не стал отвечать.
– Что дальше? – спросил он. – Южная окраина?
– Ты хочешь, чтобы тебя считали дикарем?
Он резко остановился, подняв бровь с выражением, которое, как я теперь знала, означало: «Орайя сказала что-то забавное, возможно непреднамеренно».
– Дикарем?
Не знаю, что было такого смешного в моем слове.
– Да. Даже когда в зале для пиров ты действовал грубой силой, это была только сила, а не мастерство.
– Ты считаешь, у меня есть мастерство? Это лестно. Так что, южная окраина?
– Мне кажется, ты нарочно пытаешься показать, что у тебя его нет.
– Ну, значит, южная окраина.
Он пошел дальше.
– Возможно, я прячу свою магию по той же причине, что и ты прячешь свою.
Мне приходилось делать три шага, чтобы угнаться за его двумя.
– Тебе не положено было знать про мою магию. И не положено знать, почему я ее скрывала.
– А я знаю, почему ты ее скрывала.
Мне пришлось напрячься, чтобы не выказать удивления.
Губы его расплылись в улыбке.
– Ты прятала ее потому, что сама не знала, на что способна. Ты выкинула меня в окно совершенно случайно.
На этот раз – Матерь, побереги мое лицо! – потрясение проявилось раньше, чем
