уха превратились в пельмени. Он плакал, умолял не бить и на завершающем этапе, похоже, перестал чувствовать боль.
– Адрес на нашем районе, – потребовал я. – Ты же знаешь, для кого носишь?
Поначалу он выкручивался, завирался, но когда я сломал ему половину пальцев на руке, раскололся. Мы отправили его восвояси, добивать не стали – было ясно, что больше он сюда не сунется.
Притон навестили в тот же час. Он находился на первом этаже крайней девятиэтажки. Окна квартиры выходили на водохранилище, что располагало к созерцанию и медитации. Открывшее дверь существо еще что-то соображало. Во всяком случае, собралось ее быстро захлопнуть. Странно – потому что погон на нас не было. Я вставил ногу между дверью и порожком, вошел внутрь, толкнув этого патлатого представителя гомо сапиенс. Он отлетел по коридору, ударился головой о дальнюю стену. Внутри царила неимоверная духота, помещения не проветривали. Ноги скользили по какой-то липкой дряни. Я обходил квартиру, и волосы шевелились на голове. Хуже бомжатника, обои давно оборвали (и, видимо, съели), половицы догнивали, на подоконнике в жиру валялись алюминиевые миски. На полу такая же посуда, шприцы, обрывки бинтов, клочья ваты, жгуты. На матрасах лежали люди под глубоким кайфом. Я насчитал шестерых, помимо того бледнолицего, что открыл дверь. Две девчонки, остальные парни. На вид – глубокие старики, серые, морщинистые. У одной из девчонок, похожей на мумию, был закатан рукав. Все вены были исколоты, чернели места уколов, окруженные пятнами гноя. Конечность распухла, такое ощущение, что у девчонки начиналась гангрена.
– Эх, жалко, дилера отпустили, – посетовал Холодов. – Я бы ему еще навалял.
Злость теснилась в груди. Почему на районе прошляпили ТАКОЕ? Пацаны ходил по квартире, давили пятками шприцы, кто-то нашел пакетик с остатками наркотика, утопил в унитазе. Я поднял за шиворот с матраса небритого субъекта с истощенным лицом. Он открыл глаза, засмеялся пугающим нечеловеческим смехом. Глаза затянула мутная болотная пленка. Ему было совершенно безразлично, что его держат за шиворот, как щенка.
– Оставь ты его, Шериф. – Колесников поморщился. – Больные они, почти покойники. Не слезут с иглы, как ни старайся. А жалко, ведь нормальные когда-то были люди…
Я отыскал в соседней комнате лохматое существо, подающее признаки жизни. Оно скорчилось под батареей парового отопления, видимо грелось. То, что батареи были холодные, значения не имело. Его я тоже взял за шиворот, отволок в ванную комнату. Открыл кран на полную мощность, сунул под него патлатую голову и держал, пока этот индивидуум не стал задыхаться.
– Не надо, отпусти… – прохрипело это недоразумение. – Что ты хочешь?
Я бил его по щекам, пока в глазах не обозначилась осмысленность.
– Слушай, чудо-юдо, хорошенько слушай и запоминай. Чтобы завтра всего этого здесь не было. Уводи своих нариков с района и больше не приводи. Мне плевать, куда ты все это денешь. Но если завтра мы придем и застанем ту же картину, я лично утоплю тебя в Волге. Понимаешь?
– Понимаю, – пробормотало существо. – Утопишь в Волге… – И залилось придурковатым смешком.
Я хлестнул его по уху и уже не смотрел, как оно катится по полу.
– Холод, проследи, – бросил я. – Не нужно нам такое счастье на районе.
– Понял, Шериф, прослежу, – покладисто откликнулся Олежка. – Скажем наркотикам нет.
Пьянство и алкоголизм тоже были бичами общества. Какая только гадость не вылезала с этой гласностью. Хотя при чем тут гласность? Сигнал о помощи поступил из дома номер три. На шестом этаже обосновался еще один притон. Но другой направленности. Из-за двери доносились пьяные выкрики. Воняло даже в подъезде. «Веня Башмак в загуле, – объяснили люди. – Пьет беспробудно, дружков приводит, никакого покоя. Стенки картонные, все слышно. А если что-нибудь упадет, то по всему дому разносится. И ведь слова не скажешь, сразу с кулаками бросаются».
«А чем, интересно, занят участковый?» – сверлила любопытная мысль. Для приличия мы постучали. Никто не открыл. Из-за двери доносились взрывы хохота, звенели стаканы. Уйгур отступил, примерился – и красивым ударом пятки вынес дверь вместе с замком. В квартире стало тихо. Мы прошествовали по заваленной мусором прихожей, вторглись в комнату. Из приличных вещей здесь был только телевизор с трещиной поперек экрана. Три колоритных персонажа сидели за колченогим столом. Чокнуться успели, а вот до рта тару не донесли. Так и таращились на нас осоловелыми глазами, подняв стаканы. Двое в тельняшках, третий вообще голый по пояс, живописно разукрашенный татуировками.
– Вечер в хату, – вежливо поздоровался я.
– Э, да вы не менты, в натуре… – хрипло возвестил тощий, как шпагат, субъект с кривым ртом. Виктор Гюго такого персонажа назвал бы человеком, который смеется. Он медленно поднялся вместе со стаканом.
Ромка Гуляев ударил от души. Чего ждать, вечер наступил, домой пора. Стакан с «технической» водкой полетел в одну сторону, алкаш – в другую. Пробил головой дверцу серванта, улегся на полу, держась руками за голову, и застонал. Вскочили двое других – в принципе не дохлые, хотя и пропитые насквозь. Один схватил кухонный нож. Уйгур резко толкнул от себя стол. Посыпались «яства», из которых условно съедобными были только килька в томате и половинка луковицы. Край столешницы вонзился гражданину в причинное место, он выпучил глаза, выронил нож. Третий отпрыгнул к серванту, ударился об него спиной. Зазвенели не пропитые остатки посуды, посыпались бедолаге на голову. Били этих людей тщательно и со вкусом. Не наркоманы, должны запомнить. Отбили все кости, повозили по полу.
– Вы кто такие, мать вашу? – прохрипел лысеющий здоровяк с черными, как сажа, ногтями.
– В школе учился? – спросил я. – Помнишь про дубину народного гнева? Так это она пришла… Ладно, пацаны, хватит с них… Кто из вас Веня Башмак?
– Я… – прохрипел персонаж с оголенным торсом.
– А Башмак-то почему? – озадачился я.
– Откуда я знаю? Бушмакин моя фамилия…
– Понятно. Ты, Веник, полежи пока, ладно? – Остальных, награждая мощными затрещинами, погнали из квартиры и шумно спустили с лестницы. Они катились, вереща от боли, позволяли себе оскорбительные замечания в адрес наших пацанов. Пришлось спуститься, объяснить свою позицию (мол, если еще кого-нибудь из вас здесь увидим…) – и снова отправить в полет. Они поднимались на площадке этажом ниже, уходили, согнувшись, жалобно стонали. Башмака в квартире ждала особая экзекуция. Его пинками выгнали на балкон, перевалили через перила. Гуляш и Уйгур держали товарища за ноги, он болтался в воздухе и тоскливо выл. А я спрашивал: будет ли он еще пить? Пустит ли на порог своих дружков? Начнет ли вести нормальный образ жизни? Извинится ли перед соседями за причиненные неудобства? Понимает ли он, что произойдет в случае рецидива? В
