Эта проблема точно ждать не будет, раз уж у нас аншлаг вечером. Вы способны дойти до «Скорлупы», не ввязавшись в очередную драку?
— Как-нибудь справимся, — фыркнул Полчек. — Ты меня вечно недооцениваешь.
— А ты недооцениваешь упорство Полуслова. Они не могут позволить себе быть побитыми. Репутация, знаешь ли.
— Ты так много об этом знаешь!
— Это я простая и нищая. А биография у меня, наоборот, сложная и богатая, — Спичка сплюнула, повесила секиру за спину и зашагала обратно к рынку.
* * *
В «Скорлупе» царит лихорадочная суета: наёмная бригада расставляет столы и стулья, Пан мечется, пытаясь скрыть иллюзиями хотя бы самые вопиющие последствия скоротечного расширения зала.
— Проклятый город, где у всех руки из задницы! — вопит он. — Вы даже сломать аккуратно ничего не можете! Только на иллюзии и надеетесь! А Пан, между прочим, не бесконечный! Клянусь демонами, я останусь без крошки сил ещё до представления. А если мы провалимся, я не наберу их обратно! И что с нами будет?
— Скажи, а Пан — это от слова «паника»? — спросила Завирушка у Фаль.
— Наоборот, но идея хорошая, — фыркнула та.
— Ну вот, надо мной уже дети глумятся! — драматически воскликнул пробегающий мимо козёл. — Вот попомните мои слова, добром это всё не кончится! Столы! В зрительском зале! Где это вообще видано?
— Новые формы требуют новых контекстов, — заявляет рыжий табакси.
Его шерсть покрыта строительной пылью, но медовые глаза сияют энтузиазмом.
— Мы ещё станем образцом новой театральной культуры, вот увидите, — заверяет он присутствующих, хотя никто с ним и не спорит. — Театр начинается с бара! Запомните, эта идея перевернёт сферу развлечений. К демонам иллюзии, даёшь алкоголь!
* * *
— Господин Полчек, — гоблин встретил драматурга в фойе. — Вас ожидают в кабинете.
— Кто, Франциско?
— Он не представился.
— И ты пустил в мой кабинет неизвестно кого?
— Ваш гость был очень настойчив. Боюсь, он прошёл бы в любом случае.
— Подай нам вина, — вздохнул Полчек. — Кто бы он ни был, я не собираюсь беседовать с ним насухую.
Лицо визитёра скрыто капюшоном. Он неподвижно сидит в кресле и кажется дремлющим, но на появление Полчека реагирует сразу.
— Присаживайтесь, — доносится из-под капюшона.
— Вообще-то, это вы у меня, а не я у вас, — напоминает раздражённо драматург.
— Если вы попадёте к нам, то разговаривать мы будем уже по-другому, — сообщает гость зловеще. — А сейчас присядьте.
— Очаровательно, — бурчит под нос Полчек, но садится во второе кресло. — Итак, чему обязан визиту аж самого Смотрящего Дома Теней?
— Вы знаете, кто я, — кивает гость, — хорошо. Это экономит время. Буду краток. Дом Теней считает, что вы злоупотребили пунктом правил, разрешающим безлицензионную деятельность некоммерческих любительских коллективов.
— Однако… — начал Полчек, но визитёр остановил его, подняв руку.
— Вы хотите сказать, что формально правило не нарушено. Это так, поэтому наказания не последует. Меж тем, вы пренебрегли не буквой, но духом соглашения. Цинично использовали лазейку в законе, нанеся Дому Теней материальный и репутационный ущерб. Первый мог бы быть компенсирован, но второй — нет. Поэтому Дом Теней обязывает театр «Дом Живых» к получению лицензии на общих основаниях, и, соответственно, к строжайшему соблюдению канона, в случае, если таковая будет выдана.
— А она будет выдана? — спросил Полчек.
— Подайте прошение и ждите вердикт Дома.
— То есть нет.
— А как вы думали, Полчек, подписывающийся «Полчек Кай»? Ваша столичная протекция будет защищать вас вечно? Даже Вар Архаичный не всесилен, когда чаша терпения Дома переполнена! Сцена для ваших творений отныне закрыта, ни один театр не поставит ни одной пьесы даже под псевдонимом. Займитесь чем-нибудь другим, Полчек. Есть и иные достойные ваших талантов занятия. Может быть, из вас и вашей труппы выйдет неплохая шайка разбойников? — визитёр издал глухой рокочущий звук который, видимо, был чем-то вроде смеха, и, встав из кресла, покинул кабинет.
— Франциско!
— Да, господин. Я как раз принёс вино, но, вижу, оно вам уже не нужно…
— Наоборот, Франциско. Теперь оно мне просто необходимо.
* * *
— Я не верю своим глазам, — заявил Пан, посмотрев в прореху занавеса. — Просто не верю. В этом городе нет столько театралов. Да их на всём Конечном Крае нет.
— Много народу? — спросила осторожно Фаль.
— Мы снесли мало стен, — мрачно сказал козёл. — Надо было сносить все.
Столы в зале заняты полностью, несмотря на то, что эль за ними втрое дороже, чем в баре. Его приносят наряженные в короткие яркие платья девушки, чей проход по залу каждый раз сопровождается звонкими шлепками по филейным частям и хихиканьем. Они носятся от стойки к столам и обратно, удерживая в руках гроздья кружек, — и не успевают за требовательными окликами состоятельной публики.
Публика попроще толпится в проходах и бегает к бару самостоятельно.
Эль льётся рекой, Спичка манипулирует бочонками, как цирковой жонглёр, но, если бы не добровольная помощь табакси, хвост очереди торчал бы на улице.
— Прекрати отхлёбывать от каждой кружки! — злится на него дварфиха.
— Я не от каждой! — оправдывается Рыжий Зад. — Я пропускаю пятую и восьмую из дюжины!
— С таким спросом нам было бы дешевле проложить трубу от пивоварни, — бурчит Спичка, — она окупилась бы уже к первому антракту!
Впрочем, звон монет, непрерывно сыплющихся на стойку, примиряет дварфиху с мелкими неудобствами.
Поднявшийся занавес зрители встретили таким дружным многоголосым рёвом и такими мощными аплодисментами, что Завирушка содрогнулась, стоя за кулисами. В первом акте ей выходить на сцену не надо, и она раз за разом прокручивает в голове слова роли. На этот раз она будет выступать сама, Пан только подстрахует, и от этого ей страшновато. Но от зала идёт такая мощная энергетика, что девушка начинает непроизвольно притопывать в такт хлопкам.
Вышедшую на сцену Падпараджу приветствовали оглушительным свистом и громким скандированием: «Гно-миха-на-ходулях!» «Гно-миха-на-ходулях!». Каждое действие на сцене сопровождается такой бурной реакцией публики, что Пан чуть не дымится от энергии, моментально сливая её на усиление звука. Воодушевлённые тифлинги азартно рвут струны, но без помощи магии их бы не расслышали и на первых столиках.
— Это успех, господин, — скромно замечает Франциско,
