Книга Боярин Осетровский - Константин Константинович Костин

Ржевский не смог просто выпить и пойти спать — иначе я бы всерьез заподозрил, что его подменили — поэтому, накачавшись спиртным, он двинулся на поиски доступного женского пола. Причем выпито было столько, что поручика не смущали ни семейный статус будущей жертвы его любвеобильности, ни внешность, ни возраст… Ни, как оказалось, пол.

Мой пьяный поручик ухитрился принять за девушку молодого парня, мирно ужинавшего в обеденном зале постоялого двора.

Вот в этом момента рассказа я напрягся. Потому что, раз Ржевский жив, то, скорее всего, где-то спрятано тело того самого юноши. Потому что к содомскому греху на Руси относятся без всякого понимания и такая выходка могла привести только к шумному скандалу и драке с применением холодного оружия. А что там за парнишка был и насколько влип мой поручик…

Как оказалось — нинасколько. Мальчик оказался с юмором и мало того, что не оскорбился, так еще и подыграл поручику, изобразив скромную девицу и раскрутив того на выпивку. А потом, в лучших традициях клуба «Динамо» — еще и исчезнув, когда разгоряченный Ржевский решил отвести «барышню» на второй этаж, в номера.

* * *

Кстати, о грехах. Угадайте, кто ко мне пришел? Ну? Какие версии?

— Викентий Георгиевич, к тебе пришли, — заглянул в мой кабинет Мишка-Филин, который, после отъезда соблазнителя невинных девушек и юношей, выполнял роль этакого квазипоручика.

— Кто?

— Ну…

Мне стало интересно, что там за такое непонятное «Ну…» пришло, и я махнул рукой, мол, введите.

«Ну», приведенное моими охранниками, имело облик молодого человека, с каким-то сплюснутым по бокам лицом, как будто он когда-то попытался протиснуться в узкую щель и у него получилось. К лицу прилагалась тонкая рыжеватая бородка, высокий лоб, а также черный кафтан священника и серебряный наперсный крест.

В здешней Руси священники рясы не носили, обходясь кафтанами, несколько смахивающими на одежду протестанских пасторов, только без дурацкого белого ошейника… блин, о чем я думаю⁈

— Кто ты, добрый человек?

— Отец Савватий.

Священник с некоторым недоумением разглядывал Нафаню, сидевшего в кресле в углу и как бы невзначай держащего мушкет.

— Что привело меня к тебе, отче? Тьфу, в смысле — тебя ко мне.

— Служение Господу…

— А поподробнее?

—…и повеление патриарха Филиппа.

У меня закралось подозрение… Я вспомнил одно обещание престарелого патриарха, давным-давно мною забытое… Мною, но не им.

— Он отправил меня к тебе, боярин, чтобы я служил священником твоему роду. Обряды свершал, таинства… Где у тебя церковь родовая, Викентий Георгиевич?

— Нету… — несколько растерялся я от такого делового подхода. Думаете, священника это смутило?

— Где ты хочешь, чтобы она стояла?

* * *

Кстати, о церквях. Построить церковь — как и любую другую постройку — дело недешевое, а мой золотой запас уже начинает кончаться, но даже и не думает начинать начинаться. Князь Дашков, моя надежда на пополнение бюджета, куда-то слинял из Москвы, ловить какого-то Степашку, озорничающего на Волге. Что там творил этот заяц из «Спокойной ночи» — не знаю, но, раз туда отправился аж целый глава приказа… Блин! Надо, надо владеть информацией!

* * *

Кстати, об информации. Я наконец-то добил дневник основателя рода Осетровских, Северьяна. Честно говоря, я надеялся узнать, как тот обзавелся Источником, да вот фиг тебе — самое интересное прадедушка не упомянул. В итоге шли они с отрядом по тайге, шли-шли, шли-шли… И вот уже опять идут, но уже назад и с Источником. А как они его нашли и какими силами отбили — скипнуто. А прежние хозяева Источника явно добром его не отдавали, потому что после его появления из повествования исчезла Сусанна, молодая жена прадедушки, а стиль изложения сменился на печально-меланхолический.

Я закрыл книгу и задумчиво погладил пальцами стальную голову волка на обложке. Жаль, очень жаль… Если бы прадедушка рассказал, как находят и получают Источники, то, возможно, стало бы понятнее, для чего мой Источник нужен всем, от Морозовых до Телятевских. Поначалу я думал, что роды просто хотят усилиться с его помощью — два Источника круче, чем один, верно? — но потом, прикинув ресурсы, затраченные на получение Источника… Не стоит усиление рода таких трудов, тут какая-то цель покруче… Но вот — какая?

Аглашка что-то тихо пробормотала во сне и, повернувшись, закинула на меня свою ножку. Вот кто все это время не доставлял мне ни малейших проблем — это моя Аглашенька, моя скоморошенька… Устраивавшая со мной ночные марафоны, как будто откинув все преграды и препоны, но при это послушно ложащаяся спать, если видела, что сегодня мне ни до чего, прошедший день выпил все силы и вымотал все нервы. Да и днем она не боярскую жену изображает, а помогает мне по мере сил и возможностей. Повезло мне с ней, как дедушке Северьяну с его погибшей Сусанной…

Спасибо тебе, мое солнышко.

Я повернулся и чмокнул мою девочку в щечку.

Хорошо, что мне не нужно бродить по тайге в поисках Источника, он у меня уже есть…

Я погладил голую коленку, лежащую на моем животе.

— Боярин Викентий, — произнесла Голос.

Блин. Я отдернул руку. Как-то все время забывал о том, что в тереме есть вот эта вездесущая и всевидящая неизвестно кто. Даже вроде как стыдно стало — это ж, получается, она видела все, что мы, с Аглашкой…

— Да, Голос.

— Поговори со мной, пожалуйста.

Эм… Что?

— Поговорить?

— Ну да.

— Зачем?

— Мне скучно.

Ну капец, блин. Я должен развлекать эту невидимую маньячку. Хотя… С другой стороны — она, хотя и очень-очень странная и непонятная, но ведет себя как человек. И ей реально может быть скучно, в конце концов, я — чуть ли не единственный человек за сто лет, с которым она общается. А я тут рожу кривлю…

— О чем поговорим, Голос?

— Не знаю. О чем-нибудь.

Настоящая девочка, блин. Я положил на столик у кровати дневник прадеда и, видимо, отблеск света свечей на стальной волчьей морде навел меня на мысль, которая почему-то не приходила мне в голову раньше:

— Голос, а где сейчас Источник Сисеевых?

Глава 37

И вот тут Голос меня поразила. Я думал, что она откажется отвечать — зажала же она казну рода — или что-то съязвит или просто проигнорит вопрос. Но она…

— Ис… — сказала Голос.

— Что? — не понял я.

— Ис… Ис… Ис…

— Голос…

— Ис… Ис… Ис…

— Голос!

Я испугался. Честно. При всей ее абсолютной непонятности, неадекватности и легкой маньячности, Голос воспринималась мною как… ну, как близкий человек. И то, что мой вопрос ее, похоже, СЛОМАЛ…

— Ис… Ис… — повторяла она, как зависшая, — Ис… Ист… И…

Замолчала. Это хорошо… Или плохо⁈ Она же не НАВСЕГДА замолчала⁈

— Голос!

Аглашка дернулась, прошептала что-то, не открывая глаз, и прижалась ко мне посильнее. Как ребенок к плюшевому мишке. Любимому плюшевому мишке.

— Чего ты кричишь? — проворчала Голос, — Подружку свою разбудишь.

— Голос, ты жива!

— Не совсем, — фыркнула она.

— Что случилось?

Все-таки сломалась⁈

— Вот этого я не помню. Как появилась тут сто лет назад, так и обитаю. А вот КАК я появилась — не помню. Сам понимаешь — живые столько не живут.

Тьфу. Язва.

— Я не про это. Вот сейчас ты зави… закли… зае…

— Что⁈

— Заикалась, — подобрал я, наконец, понятный ей аналог.

— Не заикалась я, — отрезала Голос.

— Заикалась.

— Да.

— Нет.

— Да.

— Нет.

— Ну вот сейчас: ты предложила поговорить.

— Да. Это было.

— А потом я тебя спросил про… Вопрос задал.

— Нет. Не задавал.

— А что я, по-твоему делал?

— Кричать начал. Голос, Голос… Я тебя и с первого раза услышала, незачем так вопить.

Не услышала ты меня, Голос, с первого раза, в том-то и дело… Вся часть про Источник и последующий клин напрочь выпала из памяти моей призрачной собеседницы. Если она, конечно, не врет. Но что-то мне подсказывает — не врет. Что-то неладное произошло… Хотя, возможен вариант. На Голос наложено какое-то Слово, которое запрещает ей рассказывать об Источнике рода. Может, даже, изначально она должна была просто пропускать вопрос мимо ушей — или что там у нее? — но за сто лет влияние ослабло, и она может попытаться рассказать о нем. Ключевое слово — «попытаться».

— Боярин Викентий…

— Голос, — перебил я ее, — Мы друг другу