долга отложил копьё сохнуть. К этому времени все мои соседи разбежались по делам. И только Мелкий с Трибэ никуда не спешили.
После смены на страже Алтаря у нас случился сбой распорядка. Ночью на охрану встал Дунай, подменив нас, а утром его сменили Чемодан, Прокачун и Линза. А у нашей тройки был теперь выходной. И его даже можно было потратить на что-нибудь полезное. Только мы пока ещё не придумали, на что.
— Чем займёмся? — тут же поинтересовался Трибэ, заметив, что я закончил работу.
— Не знаю… — признался я. — Не придумал ещё.
— Да чо вы ваще куда-то рвётесь? — удивился Мелкий. — Отдыхайте, пацаны!
— Это, конечно, неплохая идея… Но нельзя пацанам пока отдыхать! — с тяжёлым вздохом ответил я гопнику.
— Чо это? — округлил глаза тот.
— Ну вот смотри… Сейчас весна, — начал объяснять я. — Затем будет лето…
— О, круто! — согласился Мелкий.
— …А потом придёт осень, а за ней зима, — закончил я свою мысль. — И зимой не будет растений, чтобы делать из них пищевые пайки. Да и с мясом будет не очень хорошо. Понимаешь?
— Слышь, Вано, я тебе такую штуку скажу… — заметил Мелкий. — На следующий год такая же бодяга повторится. И чо, снова не отдыхать?!
— Это теперь не бодяга, а твоя жизнь, Мелкий!.. — сочувственно покачал головой Трибэ, а потом добавил: — И наша…
— Безмазово! — наш гопник никак не хотел соглашаться с концепцией вечного труда до самой смерти. — Надо чот ваще придумать, чтоб не ишачить каждый день! Никто роботов ваять не умеет?
— Нет уж… У нас и так все проблемы из-за роботов! — возмутился я, а потом чуть-чуть подумал и всё-таки признал свою долю вины: — Ну и кредитов…
— А, ну да… А давай твоих зверюг приучим нам работу делать! А сами кантоваться будем! — выдвинул предложение Мелкий. — Вон, смотри, они полдня дрыхнут… А нет, уже не дрыхнут. Стоят у тебя за спиной, Вано!
Я обернулся и столкнулся взглядом с шрамированным. Тот сразу же нетерпеливо помялся с лапы на лапу… И коротко посмотрел в сторону северного редута.
— Что? — не понял я.
Шрамированный уставился мне в глаза немигающим взглядом. И начал торопливо бомбардировать образами. Вот он с сёстрами бежит, а за ним иду я… Вот он с сёстрами маленький, и их заботливо вылизывает мать… Снова он и сёстры бегут впереди меня…
— Ничего непонятно, но веди, ладно уж!.. — вздохнул я, подхватывая кремнёвое копьё. — Пошли, народ! Нас зовут куда-то…
— Да чо за жизнь-то! — возмутился Мелкий, поднимаясь.
Наверное, если бы не редуты, зверюги нас бы и звать не стали. Сами бы смотались по своим делам, не предупреждая «глупых человеков». Но с тех пор, как стену подняли метра на полтора, самовольные отлучки питомцев прекратились. Теперь их надо было отдельно спускать и поднимать. Сами они пока ни выбраться, ни забраться не могли.
Один из строителей, Даня, обещал придумать для них специальный трап. Но пока не торопился выполнять обещание: и без того дел хватало. Поэтому, если голубоглазым надо было отлучиться, они бежали ко мне или к Дунаю. Кстати, Дуная шрамированный уважал. И, похоже, не только за медвежьи габариты.
Через десять минут мы всей компанией уже спускались. Пошли по северному склону вдоль кромки леса. Питомцы трусили впереди и нетерпеливо поскуливали, подгоняя нас. Почему они так перевозбудились, я не понимал. Но образы мне шрамированный слал какие-то очень… Радостные?
С севера от плоскогорья располагалась ещё одна низменность. Такая же, как с юга, но более широкая и менее ровная. И причиной такого отличия были гигантские формы жизни. Они куда чаще выбирали для своей миграции этот путь. И только изредка ходили по южному проходу. Никто толком не мог сказать, почему так…
Но факт остаётся фактом. В общем, северная низменность напоминала равнину после бомбардировки метеоритами. Не очень большими метеоритами, зато падали они часто.
Где-то на двух третях склона мы увидели причину перевозбуждения наших питомцев.
Между кратерами-следами двигались двое.
Одинокая человеческая фигурка. И матёрая старая хищница, хромающая на переднюю лапу. Именно к ней рванули наши питомцы, наплевав на всё и всех вокруг. Они ведь, в сущности, совсем молодые и глупые особи. И просто увидели маму. Меня, правда, несколько волновало то, что их мамуля уже как-то пробовала человечину…
С другой стороны, вон идёт человек, который вроде бы жив. И, судя по полному комплекту рук и ног, его даже не погрызли в пути… Может, всё не так уж плохо? Звери-то наши вполне себе умные. Различают, кого кусать можно, а кого — нельзя.
Пока питомцы резвились вокруг вновь обретённой мамы, мы с человеком медленно сближались. Он явно оценивал меня и моих спутников, а я — в свою очередь, его.
И он мне категорически не нравился: мрачнейший тип! С печатью тотального недоверия к окружающим на лице. Если не сказать больше — паранойи.
А ещё он почему-то напоминал полоумного сектантского проповедника. И не спрашивайте, как это сочеталось с паранойей. Я и сам не знаю. То ли нездоровый блеск в глазах его выдавал… То ли какая-то общая неухоженность, возникающая, когда человек без перерыва идёт к какой-то высокой, по его мнению, цели. И не обращает внимания на всякие мелочи — например, крошки, застрявшие в густой бороде.
Стоило нам сблизиться, как он подтвердил мои худшие подозрения... Когда между нами было ещё шагов десять, человек обличающе указал на резвящихся питомцев. И голосом, полным негодования, провозгласил:
— Голубоглазые бестии! Они идут сюда!
— Да ёпрст! — выругался Мелкий. — Канеш, они сюда идут! Они тут живут и харчуются ваще-то!..
— Эти трое? — странный проповедник уставился на наших питомцев, а потом, немного подумав, кивнул. — Эти трое — безобидные щеночки по сравнению с теми, что идут с запада! Суток не пройдёт, как сюда доберутся первые беженцы!.. Бегите! Спасайтесь!!!
Вот тут я и понял, что до этого видел лишь отблески безумия в его взгляде… Сейчас же тёмные глаза вспыхнули по-настоящему: страшным огнём бурно извергаемой истины.
Которой он хотел нас либо облить с ног до головы, либо облагодетельствовать. Что, в принципе, для него, возможно, одно и то же…
Пришлось вмешаться. Надо было срочно перехватывать
