как не имел ни малейшего понятия, зачем он вообще в этой глуши в такой час. Беседа их была краткой, а потом оба посмотрели в мою сторону. При этом я почувствовал себя, будто в витрине, но все равно чуть-чуть помахал им. В ответ получил подтверждающий кивок. Затем они убрели к деревьям, осмотрели несколько веточек, пощупали их и, похоже, в чем-то друг с другом согласились. Я уже начинал задаваться вопросом, сколько еще времени это займет, но тут мистер Пиктолл вернулся к пикапу и влез в кабину.
— Ладно, — сказал он. — Все улажено. Можем ездить по этой дороге, как нам нравится. Поехали.
Казалось, вопрос о том, чтобы с нашим благодетелем лично познакомился я, даже не возник, поэтому, дружественно ему гуднув, я тронулся.
— Кстати, — добавил мистер Пиктолл. — Он сказал, что, если мы тут каждый день ездить будем, заодно и ему можно пинту молока закидывать.
— А, ну да.
— Начиная с завтра.
— Ладно… э… А что он там делал? Я не очень разглядел.
— Елки замерял. Проверял, нужного ли они уже размера.
— И как?
— Не вполне. Дней через десять будут готовы — или около того.
— Как раз к Рождеству, значит?
Мистер Пиктолл вздохнул.
— Ну конечно, как раз к Рождеству, — сказал он. — Иначе и смысла их растить нет, или как?
— Нет, — ответил я. — Видимо, нет.
После чего я оставил тему рождественских елок и сосредоточился на дороге. От того, что мы так срезали путь, конечно, поездка наша стала совсем иной, и мы снова выехали на главную дорогу с двадцатиминутным опережением графика.
Прибыв в «Дом на холме» пару часов спустя, мы по-прежнему держались в хорошем темпе. К своему удивлению, я увидел, что грузовика с плоской платформой на дворе уже нет. Предположительно это означало, что мистеру Паркеру удалось спроворить себе какое-то дополнительное дельце, которое потребовало, чтобы он выехал из дому раньше, но я понятия не имел, что это могло быть.
Когда, высадив мистера Пиктолла в обычном месте, незадолго до одиннадцати я вернулся домой, мистера Паркера по-прежнему не было. Утро опять стояло совершенно приятное — старик оказался более чем полезен (а также предоставил чай и пончики).
Теперь мне предстоял совершенно свободный целый день на покраску. За следующие несколько часов мне удалось положить второй слой краски на те лодки, что я уже сделал накануне, и начать следующую. Вид рождественских елок, ожидающих своей очереди оказаться на рынке, напомнил мне, до чего быстро летит время, и подстегнул меня работать в более плодотворном темпе. На самом деле я понял, что весь ритм жизни у меня ускорился — чтобы успеть сделать все, что от меня требовалось. Не успел я вернуться вечером к себе во флигель, объявилась Гейл с требованием потренироваться с дротиками. Как обычно, я не нашел в себе сил отказать ей, и мы провели приятный час на сеновале, оттачивая ее технику далее. Только в десять я наконец добрался до «Вьючной лошади» быстренько выпить пинту «Экса» на сон грядущий.
* * *
Когда наутро мы срезали путь через «Обрыв Долгого хребта», старого приятеля мистера Пиктолла видно нигде не было, и я не очень понимал, где оставить ему молоко.
— Поставьте прямо на обочину, — посоветовал мистер Пиктолл. — Он увидит, когда появится.
— А никто не возьмет? — спросил я.
— Нет, конечно, — ответил он. — Сюда никто не заезжает.
— А если птицы крышку проклюют?
— Тут нет птиц.
— Что, правда?
— Вообще никаких.
— А я думал, птицам деревья нравятся.
— Эти не нравятся. Мой приятель их опрыскивает всеми мыслимыми химикатами.
Мне пришло в голову, что эта плантация не меньше удалена от дорог, чем какие-то другие места, что мы навещали каждый день. Единственная разница лишь в том, что здесь нет крыльца, на котором можно оставить бутылку молока. Поэтому я поступил так, как предложил мистер Пиктолл, и оставил ее прямо на обочине.
Его старого приятеля хотя бы можно было опознать как клиента. Большинство же ранних доставок у нас были в темные дома, где спали чужие люди. Мне было известно всего несколько имен, перечисленных в книге заказов, и я понимал, что еще долго с ними всеми не познакомлюсь. В какой-то момент мне придется всех объехать и собрать деньги, что они будут мне должны, но я решил, что лучше всего это, наверное, сделать, когда пущу тут корни.
Одного клиента я, конечно, узнал бы всегда — Брайана Уэбба. Часа через два мы заехали к нему во двор, и он встретил нас в своей обычной картонной короне. Я вышел с ним проговорить, а мистер Пиктолл остался в кабине с неодобрительной миной.
— По-моему, старикану я не нравлюсь, — сказал Брайан.
— Ему ваша корона не нравится, — ответил я.
— Ох, ну что ж, тут ничего не поделать. Да и в любом случае до Рождества уже недолго.
— Да, наверное, нет.
— У меня тут ваши продукты. — Он зашел в кухню и снова вышел с коробкой. — Я взял на себя смелость заказать вам немного фасоли. Ее у вас в списке не было, но Ходжик распродает за полцены, вот я и решил ухватить.
— О, ну да, спасибо, — сказал я. — А какое печенье взяли?
— Всех видов, — ответил он. — Фиговые рулетики, с заварным кремом, с солодовым молоком. Это же я правильно сделал, да?
— Ага, очень здорово. Сколько, значит, я вам должен?
— Ой, за это пока не беспокойтесь. Чаю хотите?
— Нет. Но все равно спасибо. Просто нам пора ехать.
— Ладненько, — сказал он. — Кстати, куда это Томми ездит каждый день на своем грузовике?
— Не знаю, — сказал я. — А сегодня он, что ли, опять?
— Да, я видел, как он выкатывается около шести. Фары отсюда видать.
— Что-то связанное с нефтяными бочками, я думаю.
— Ох, ну что ж, — сказал Брайан. — Томми хорошее дельце всегда распознает, у него нюх.
По правде говоря, я был вполне рад, что мистер Паркер все время чем-то занят. Это означало, что я могу и дальше себе красить без помех, а если повезет, первая лодка будет закончена, не успеет он и оглянуться. Держа это в голове, я закончил развозку молока со всей возможной скоростью, попрощался с мистером Пиктоллом, а затем поехал домой и растопил печку в большом сарае. Когда там немного потеплело, я выбрал банку золотой краски и принялся за работу. Мне хотелось, чтобы каждая лодка выглядела безупречно, и я знал, что в этой части покраски спешить нельзя. Стало быть, я с большим тщанием обрабатывал кистью планширь, нос и форштевень.
Процесс этот длился целый день.
