дома, патриции выбирают себе Чемпиона, которого… могут позволить себе оплатить. На один вечер. И Чемпион должен сделать все, чтобы патриций остался доволен.
– Я… что… – он перевернул мой мир, словно кто-то поднял меня за ноги, свесил вниз головой со скалы и тряс изо всех сил. – Зачем это делается?
– Деньги, – усмехнулся Деймос. – Некоторые больше всего любят спариваться, другие – власть, прочие – деньги. Верховный Жрец из последних. Ты разберешься со временем.
– А если… Если это… Не знаю… Если старый человек купит Чемпиона на вечер? – с отвращением пробормотал я.
– Не повезло, – пожал плечами Деймос.
– А если… если мужчина купит тебя? – мой голос сел от ужаса.
– По-всякому бывает, – Деймос дернул плечом, и мое сердце провалилось куда-то в живот. Но, словно этот вопрос его задел больше прочих, парень повернулся ко мне, впился мертвыми глазами в мое лицо и прошептал: – Не переживай, малыш Пирр. Скоро и ты присоединишься к нам. Ведь у тебя уже бывали мокрые сны?
– Что?! – выпалил я, а он грубо усмехнулся мне в лицо. – Нет!
– Значит, вот-вот начнутся, – гадко ухмыльнулся Деймос, но я видел, что в его темных глазах, которые цветом напоминали твои, но в остальном были совершенно другими, плескалась боль. – Верховный Жрец и до тебя доберется. А потом и до твоей малышки…
– Заткнись! – закричал я, леденея. – Она совсем ребенок.
– Но когда-то и у нее пойдет кровь, – горько прошептал Деймос. – Она расцветет, и лучше бы тебе позаботиться о ней, как заботится Йоргос о Калипсо, чем какой-то старый, жирный, вонючий патриций…
Дослушать я не смог – подскочил и припустил оттуда. Деймос горько и сбивчиво смеялся вслед, захлебываясь рыданиями. Красная пелена застлала мне глаза, я трясся от ужаса и омерзения. Я не хотел верить и утешал себя тем, что если ты выживешь и не погибнешь от лихорадки, то придумаю, как тебя защитить. Калипсо, да помогут мне боги, четырнадцать. Время еще есть! То, что Талии, которая отправилась в Столицу с Верховным Жрецом первой, не было даже тринадцати, я как-то упустил.
* * *
Я продолжал, озираясь, тащить тебя за собой до самого пляжа. Конечно, все еще спят, кроме дежурных по кухне, но беда не приходит одна, и я это знал. Несмотря на природную ловкость, ты еле перебирала ногами, потому что я был гораздо крупнее и побег наш от скалы был для тебя неожиданным. Я дышал как бешеный конь, кровь стучала в ушах и гудела в ногах, которыми я перебирал что есть мочи. Боги, я мог пробежать марафон, выдерживая ровный ритм, а сейчас короткий забег чуть не взорвал мое сердце. Я дергал тебя и тащил, не давая вставить и слова. «Успеть! Успеть! Успеть!» – билось в голове.
Наконец прохладное море приняло наши разгоряченные ступни, и, едва войдя по колено, я толкнул тебя изо всех сил в воду, бросившись следом. Ты с визгом, чуть более громким, чем следовало, погрузилась на песчаное дно, нас накрыла волна прибоя, и я обхватил тебя руками и сжал что есть мочи на одну короткую секунду, чтобы убедить рвано скачущие мысли, что вот ты здесь, со мной, не пострадала. Никто не знает.
Мы вынырнули одновременно, хватая ртом воздух.
– Пирр! – запричитала ты, отплевываясь от мокрых волос и песка, забившихся в рот. – Ты сошел с ума?!
– Послушай меня, – зашептал я, обхватывая твои запястья и увлекая за собой на глубину, за торчащий из воды острый валун. Вряд ли кто-то найдет нас здесь, но сейчас мне хотелось больше безопасности. – Мы никому-никому не должны говорить, что случилось.
– Что именно?
Я понял, что так быстро бросился бежать и ты так испугалась моего поведения, что не успела ничего обдумать.
– Кровь, – выдохнул я, трясясь с ног до головы.
– Я поранилась, наверное, – ты внезапно нахмурилась. – Надо посмотреть.
– Ты не поранилась, – упрямо пробормотал я. Эти два года я потратил на то, чтобы подслушивать девчонок при любом удобном случае. Я знал про эту кровь все. – Ты… просто… Ты… Расцвела.
Я смутился оттого, как это прозвучало, но испуг и непонимание на твоем лице сгладили неловкость. И угомонили мое бешено бьющееся сердце. И заставили замолчать голос Деймоса, который твердил в моей голове: «Лучше бы тебе позаботиться о ней». Я вытолкнул из себя странные, пугающие, но волнительные картины, которые порой преследовали меня в минуты слабости. Ты слишком мала. Была слишком мала все эти два года и будешь мала еще много лет. Сейчас опасность тебе грозила не от меня, а от загребущих когтей Верховного Жреца.
– Я не понимаю тебя, Пирр… – жалобно воскликнула ты.
– Послушай меня внимательно, милая, – я слышал, как Кирос называет так Талию, и от ласкового обращения ты затихла в моих руках, придвинувшись. – Ты стала взрослой. Кровь будет идти теперь каждую луну. Но нам нужно держать это в тайне от кого бы то ни было. Понимаешь? Это очень-очень важно.
– Почему? – простодушно спросила ты, и я захотел, чтобы воды моря разверзлись или сварили меня заживо, лишь бы не объяснять тебе суть.
– Хм-м-м, помнишь, что обычно случается перед тем, как наша крольчиха рожает малышей? – наугад спросил я и с удивлением увидел, как твоя шея и щеки становятся красными, как лепестки мака.
– Нет, молчи, – ты попыталась вырваться, и я не понял, что сказал не так.
– Галатея, – я схватил тебя за плечи, потому что скользкие запястья утекали из моих ладоней. В этом была вся ты, юркая и неуловимая. – Послушай, это очень важно.
– Боги, Пирр! – завопила ты. Я в страхе выглянул из-за валуна, но на пляже никого не было. – Я знаю, чем занимаются кролики и… старшие ребята. Но при чем тут кровь?!
Я так растерялся от твоих познаний, что почти пропустил последний вопрос. Ты знала…
– Кровь – это знак от твоего тела, что ты готова к кроликам, – несвязно пробормотал я.
– К кроликам? – ты перестала дергаться и засмеялась. – До чего ты глупый, Пирр.
– Это не смешно, Тея, – сокрушенно прошептал я и, не в силах больше выносить этого напряжения, пересказал разговор с Деймосом, пряча глаза.
– Мне и это известно, – устало заметила ты, и я раскрыл рот. Меня сбивала выборочность твоих знаний. Быть в курсе про совокупления и патрициев, но ничего не слышать про первую кровь?
– Кто тебе рассказал об этом?! – злобно прошипел я, слишком грубо впиваясь пальцами в твои плечи, обещая себе, что сверну шею каждому, кто мог… кто посмел… неужели они…
– Старшие девочки, – тихо ответила ты и добавила: – Ты делаешь мне больно.
Я оттолкнул тебя,
