тела и проходил вверх и вниз по двойным спиралям нитей ДНК, устраняя повреждения, подавляя определенные сегменты и стимулируя другие. В результате прекращалось клеточное старение и останавливалось старение всего организма.
Смерть перестала быть неизбежностью.
Мэгги посмотрела в глаза Жуана.
— Мы сможем воспроизвести эту процедуру на корабле? Мы доживем до прогулки по другой планете, сможем дышать нере-генерированным воздухом.
— Да, — ответил он. — На это уйдет какое-то время, но в том, что мы сможем, я не сомневаюсь. — Он помолчал. — Но вот дети…
Бобби и Лидия были результатом не случая, а взаимодействия системы тщательно подобранных алгоритмов, включающих планирование численности колонистов, отбор эмбрионов, генетическое здоровье, ожидаемую длительность жизни и коэффициенты возобновления и потребления ресурсов.
Каждый грамм веществ на борту «Морской пены» учитывался. Запасов хватало для поддержания стабильной популяции, но с малым допуском на ошибку. Время рождения детей планировалось так, чтобы у них имелось достаточно времени научиться у родителей всему необходимому, а потом занять их место, когда старики мирно умрут, о чем позаботятся машины.
— …станут последними, кто родился, пока мы не совершим посадку, — закончила Мэгги мысль Жуана.
Корабль был спроектирован для точного соотношения количества взрослых и детей. На это соотношение были завязаны припасы, энергия и тысячи других параметров. Имелся некоторый страховочный резерв, но корабль не мог обеспечить экипаж, состоящий только из энергичных бессмертных взрослых, потребляющих калории на пике потребностей.
— Мы можем или умереть и дать нашим детям вырасти, — сказал Жуан, — или же стать бессмертными и оставить детей детьми до конца полета.
Мэгги представила такую ситуацию: вирус можно было использовать, чтобы остановить процесс роста и взросления, пока дети еще очень маленькие. И они веками будут оставаться детьми, не имея возможности завести своих.
И тут в голове Мэгги сложилась картина.
— Так вот почему мы вдруг опять стали интересны для Земли, — сказала она. — Земля — это всего лишь очень большой корабль. Если никто не будет умирать, то и на планете рано или поздно кончится свободное место. Теперь на Земле не осталось более насущной проблемы. Им придется отправиться следом за нами и переселиться в космос.
* * *
Вы гадаете, почему так много историй о том, как появились люди? Потому что у всех правдивых историй много пересказов.
Сегодня я расскажу еще одну.
Было время, когда миром правили титаны, жившие на горе Отрис. Самым великим и храбрым из них был Крон, который однажды возглавил восстание против Урана, своего отца и тирана. Когда Крон убил Урана, он стал царем богов.
Но со временем Крон сам стал тираном. Наверное, опасаясь, что с ним случится то же, что он сделал с отцом, Крон проглатывал своих детей, как только они рождались.
Рея, жена Крона, родила нового сына, Зевса. Чтобы спасти мальчика, она обернула в одеяло камень и подсунула сверток Крону, который его проглотил. А малыша Зевса отправила на Крит, где тот вырос, питаясь козьим молоком.
И нечего кривиться. Я слышала, что козье молоко очень вкусное.
Когда Зевс вырос и стал готов встретиться с отцом, Рея дала Крону горького вина, от которого его стошнило, и он вывалил всех проглоченных детей, братьев и сестер Зевса. Десять лет Зевс возглавлял олимпийцев — так потом станут называть детей Крона — в кровавой войне против отца и титанов. В конечном итоге новые боги победили старых, а титаны были низвергнуты в мрачный Тартар.
А у олимпийцев стали появляться свои дети, ибо так устроен мир. У самого Зевса было множество детей, как смертных, так и бессмертных. Одной из его любимых дочерей стала Афина — богиня, родившаяся из его головы, только от его мыслей. Есть множество историй и про богов-олимпийцев, но их я расскажу в другой раз.
Но некоторых титанов, не сражавшихся на стороне Крона, пощадили. Один из них, Прометей, вылепил из глины целую расу существ, и говорят, что потом он наклонился и прошептал им слова мудрости, которые их оживили.
Мы не знаем, чему он научил этих новых существ, нас. Но это был бог, который жил и видел, как сыновья выступают против отцов, а каждое новое поколение сменяет старое, каждый раз заново переделывая мир. И мы можем предположить, что он мог сказать.
Бунтуйте. Единственная константа — это изменение.
* * *
— Смерть — это легкий выбор, — сказала Мэгги.
— Это правильный выбор, — возразил Жуан.
Мэгги хотела продолжить спор в головах, но Жуан отказался. Он пожелал говорить губами, языком, потоками воздуха — по старинке.
Из конструкции корабля был удален каждый грамм лишней массы. Стенки были тонкими, а комнаты расположены тесно. Голоса Мэгги и Жуана разносились по коридорам и палубам.
И другие семьи по всему кораблю, что мысленно вели тот же спор, прекратили его и стали слушать.
— Старое должно умереть, освобождая место для нового, — заявил Жуан. — Ты ведь знала, что мы не доживем до посадки корабля, когда согласилась участвовать. Лишь детям наших детей, через несколько поколений, предстоит унаследовать новый мир.
— Мы сможем высадиться в новом мире сами. И нам не придется перекладывать всю тяжелую работу на еще не рожденных потомков.
— Мы должны передать новой колонии жизнеспособную человеческую культуру. А мы понятия не имеем, какие долговременные последствия эта процедура окажет на наше ментальное здоровье…
— Тогда давай делать ту работу, на которую мы подписались: исследования. Давай разберемся…
— Если мы поддадимся этому искушению, то на планету высадится толпа четырехсотлетних стариков, боящихся умереть и с идеями, окостеневшими еще на старой Земле. Как мы сможем учить детей ценности жертвования, смыслу героизма, начинанию с чистого листа? Нас и людьми-то трудно будет назвать.
— Мы перестали быть людьми в тот момент, когда согласились участвовать в экспедиции! — Мэгги сделала паузу, чтобы справиться с голосом. — Признай, что алгоритмам распределения рождений нет дела ни до нас, ни до наших детей. Мы всего лишь контейнеры для доставки запланированной и оптимальной смеси генов к точке назначения. Ты действительно хочешь, чтобы здесь росли и умирали поколения, не знающие ничего, кроме этой узкой металлической трубы? Меня тревожит их ментальное здоровье.
— Смерть очень важна для развития нашего вида. — Его голос был полон веры, и Мэгги услышала в нем надежду мужа, что этой веры хватит на них двоих.
— Это миф, что мы должны умирать для сохранения наших человеческих качеств.
Мэгги посмотрела на мужа с болью в сердце. Между ними возник раздел, такой же неумолимый, как и растяжение времени.
Теперь она говорила с ним мысленно. Мэгги представила, как ее мысли, преобразованные в фотоны, пробиваются в
