И за всем этим бестолковым броуновским движением постоянно маячили две фигуры — московский мэр и олигарх. Один сказал одно, другой — тут же противоположное. Если поначалу олигарх недвусмысленно обозначался как генподрядчик, то очень скоро в его адрес со стороны проправительственной прессы полетели критические стрелы. Не платит налоги! Платит, но мало! Достаточно, но не вовремя! А сделка с «Маньярди» комментировалась самим мэром: «Эта нашумевшая покупка нашим знаменитым в кавычках олигархом — поступок воистину антипатриотичный, скажу больше: это плевок в сторону всего отечественного автоспорта. Вместо того чтобы вкладывать деньги в собственные команды, в их развитие…»
В общем, расплевались ребятишки, дальше некуда. Все было понятно. Не сошлись в цене. Олигарх, видимо, не сделал кому нужно такого предложения, от которого нельзя отказаться…
«Вопрос в цене вопроса», — про себя скаламбурил Турецкий, принимаясь за следующую стопку газетных листов.
Чем же ответил Соболевский? Ага! Направил в «Маньярди» Калашникова, дав по этому поводу обширное интервью «своей» газете и устроив пресс-конференцию накануне отъезда Егора во Францию. Дескать, он только об отечестве и радеет и о славе его! Мол, и Петр Первый сначала простым плотником в Голландии морскому делу учился, а уж потом верну л-ся и выстроил российский флот! Вон куда замахнулся наш финансовый генералиссимус, усмехнулся про себя Александр. Второе, что сделал Соболевский, было куда более ощутимым ударом по градоначальнику. Олигарх, выражаясь языком протоколов, вступил в сговор с правительством области, купил территорию заброшенного аэродрома МВД, расположенного в близком пригороде, — и вперед с песнями! Гостиницы, бары, рестораны, магазины — все, что выстроено вокруг автодрома, приносит доход не городу, а области!
Разве ж можно такое стерпеть? Вот почему так истово интересуется градоначальник расследованием гибели Калаша! Так что от предложенной следствию помощи придется отказаться (он, Александр, собственно, и не собирался ее принимать), а то ведь за помощью обычно следуют «отеческие наставления», как его, это следствие, вести…
В общем, Александр еще раз мысленно повторил любимую свою фразу: «Бойтесь данайцев, дары приносящих» — и вздохнул: а что делать дальше?
Ну поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем. Но ведь не «заказывал» же городничий Калашникова, это же абсурд!
Он вспомнил разговор с механиком Тетериным: Егор, дескать, вернулся из Франции не в себе. И что там все же за история была с поножовщиной? Может, это действия «международной околоспортивной мафии» — как предположил в своем заявлении Соболевский? Но им-то легче было бы убрать Калаша за границей.
Эх, съездить бы туда да пообщаться и с Берцуллони и с другими членами команды…
И неожиданно зазвонил телефон.
— Александр? — услышал Турецкий глуховатый голос друга и начальника.
— Да, Костя. Приветствую.
— Что делаешь?
— Груши околачиваю…
— А серьезно?
— Вообще-то у меня нынче выходной, это так, к слову.
— На кровати, что ли, валяешься?
— Допустим. Просто тот ворох газет, что я прорабатываю весь день не покладая рук, больше нигде не помещается. И потом, это моя кровать… Я вообще имею право на частную жизнь?
— Что пишут? — не среагировал на вопрос Меркулов.
Турецкий начал излагать.
— … В общем, история со строительством трассы мне, пожалуй, понятна. Но к гибели Калашникова ее пришить трудно. Это другая история, битва двух, так сказать, титанов.
— Мне не истории нужны. А результаты! Опять генеральный звонил. Несмотря что воскресенье.
— Понятно: он — тебе, ты — мне. Я у тебя крайняя обезьяна. Но если ни к чему не прикопаться, что делать? Все документы: акты экспертиз, протоколы — все говорит за несчастный случай. Правда, у команды есть ощущение, что Калашников вернулся из Франции как бы не в себе. Ну так это эмоции — их к делу не пришьешь. А вообще, было бы полезно смотаться во Францию, вот там действительно была какая-то история, связанная с Егором! Да кто туда пошлет?!
— Ишь размечтался!
— Раз уж сунул мне вместо дела пустышку, могу я хоть помечтать? Оно не вредно.
— Ну-ну. Давай помечтаем. А кого послать-то? — Меркулов явно был в благодушном настроении.
— Как — кого? Того, кому поручено это расследование дурацкое. То есть гордости и славе Генпрокуратуры Александру Борисовичу Турецкому.
Костя рассмеялся:
— А у тебя загранпаспорт в порядке?
— Вопрос?!! Но мне понадобится переводчица! — воскликнул Турецкий, не слыша, как в дверях спальни возникла супруга.
— Именно в женском роде? А если переводчик?
— Нет-нет! Лучше переводчица! Мне, пожалуйста, такую длинноногую блондинку с пышными формами! Лет двадцати — двадцати пяти, — фиглярствовал Александр.
— Обойдешься!
— Нет, это исключительно в интересах дела! Чтобы они там видели, что мы здесь не лыком… Блондинки удивительным образом действуют на французов!
— А ты откуда знаешь?
Турецкий услышал за спиной покашливание, обернулся:
— Ой, Костя, тут Ириша зашла, что-то ей от меня нужно. Я тебе перезвоню, мы все обсудим.
Он шмякнул трубку.
— Куда это ты собрался с длинноногой блондинкой? С пышными формами?
— Ириша, ну что ты, право слово? Уж и пошутить нельзя…
— Нельзя! Я тебя серьезно спрашиваю: куда ты собрался?
— Ириш, представляешь, только мы поутру пошутили насчет Парижа, а Костя меня во Францию выпроваживает…
— А ты, как Иванушка перед печкой, руками и ногами упираешься?
— Ну… Не то чтобы… Ладно, Ирка, шучу! Никто меня никуда не отправляет. Рылом не вышел. Ну шучу! Ну что ты, в самом деле!
— Я слышала, тебе нужна переводчица, — не унималась супруга.
— Нуда! Ну не знаю я французский, ну что поделаешь?
— А я знаю!
Турецкий прямо-таки захлопнул рот. Верно ведь! Ирка заканчивала французскую школу, а потом еще и курсы. Язык знает, это правда. А вот у него язык длинный и бестолковый.
— Одна беда, Ира, ты у нас не работаешь, — осторожно произнес Александр.
— Вот как? А мне кажется, что я у вас работаю ровно столько времени, сколько живу с тобой под одной крышей. Значит, когда с Грязновым здесь, на кухне, всю ночь напролет версии отрабатываете, а я вам то картошечки горячей, то эскалопы на сковородке, то грибки соленые, тогда, значит, я член команды? А как во Францию…
— Ир, ну ты что? Чего завелась-то? Никто меня никуда не отправляет. Шутка!
— Знаю я твои шутки! Я тебя туда одного не отпущу, понял? К француженкам этим…
