отпускать меня.
– Я за вас, – как можно спокойнее говорю им. – Снимите наручники, я все докажу, а потом вернусь, блядь, к работе!
Какое-то время агент Томпсон пристально смотрит на меня. Затем переводит взгляд на напарника… и начинает ржать.
– Прикинь, – говорит, указав в мою сторону, – он коп. Слыхал?
Агент Бауэрс тоже смеется и очень саркастично говорит:
– Ой, прощения просим, можешь идти, – и указывает на дверь.
Можно было обойтись без насмешек. Я сам знаю, как сильно облажался, раскрыв себя, но с этими козлами тут ни минутой дольше сидеть не стану. О том, что скажет Райан, побеспокоиться можно и позже.
– Значок приклеен скотчем к днищу пассажирского сиденья. Машина – черный «Додж-Чарджер».
Агент Томпсон смотрит на меня с прищуром, как будто и впрямь допускает, что я не лгу. Потом на агента Бауэрса и мотает головой в сторону двери: иди, мол, проверь.
Эйса за стенкой так и орет на кого-то. Требует адвоката. Только вряд ли сейчас это ему поможет.
Оставшись со мной наедине, агент Томпсон вопросов больше не задает. Я, пользуясь шансом, заговариваю о Слоун:
– В спальне наверху сидит девушка. Когда ваш напарник вернется, можете проверить, все ли с ней хорошо?
Агент Томпсон кивает.
– Хорошо. В доме есть еще кто-нибудь, о ком мы не знали?
Я мотаю головой. И так жалею, что раскрылся, но Райана уж точно не выдам. Он сам все сделает, когда посчитает нужным. Скорее всего, подождет, пока Эйса не окажется за решеткой.
Жаль, не мы упечем его в тюрьму, однако все наконец закончится, и это уже хорошо. Для Слоун точно. Райан, правда, кипятком, наверное, ссыт от злости.
Спустя мгновение дверь спальни открывается. Я оборачиваюсь, ожидая увидеть агента Бауэрса с конвертом, в котором лежит мой значок. Первым делом я и правда вижу вскрытый конверт, но, когда замечаю, у кого он в руках, облегчение сменяется ядреной смесью недоумения и ужаса.
Какого хера?!
Мне в глаза смотрит Эйса.
Что за бред?!
Эйса опускает взгляд на конверт, дважды хлопает им по раскрытой ладони и говорит агенту Томпсону:
– Мне бы хотелось перетереть с корешем с глазу на глаз.
Кивнув, агент Томпсон выходит из комнаты, а Эйса тычет ему пальцем в спину – прямо в желтую аббревиатуру ФБР на синеве куртки.
– Как настоящие, да? – замечает он мне. – В городе купил, в магазине костюмов. – И со смехом закрывает дверь. – Теневые актеры обошлись подороже.
Нет.
Сука.
Мать твою.
Нет.
Я попался на его уловку.
Во рту разливается горечь, а руки немеют, когда я, напрягая все силы, пытаюсь порвать цепь наручников.
Эйса швыряет конверт со значком на кровать, достает из-за пояса пистолет. Присаживается на краешек матраса и гневно сжимает губы в тонкую линию.
– Как тебе сюрприз, Люк?
Я смотрю прямо на него… внезапно осознав, что совершил самую большую ошибку за всю свою карьеру. За всю свою жизнь.
А в голове все мысли о Слоун.
Глава тридцать девятая
Эйса
– Смотрел «На гребне волны»? – спрашиваю я Люка.
Он сверлит меня взглядом в ответ, бурно дышит, раздувая ноздри. Прямо глаз радуется.
Люк не отвечает. Странно, так спешил похвастать, что он коп ебучий, а сейчас ему жалко со мной поболтать?
– Я не про говноремейк. Я про оригинальный кинчик с Киану Ривзом и Патриком Суэйзи. А, и еще с этим, как там его, вокалистом «Ред хот чили пепперс»[13].
Я думал, Люк поможет мне вспомнить, как зовут того типа, но он только зырится на меня. Ладно, откидываюсь на локти и продолжаю:
– В фильме есть сцена, где Киану Ривз и его команда берут притон, не догадываясь, что там живет коп под прикрытием. Короче, у них в заду свербило, они ни фига не продумали план и обломали тому доходяге все расследование. А это долгие месяцы упорной работы. Помнишь тот момент?
Само собой, парень молчит. Норовит освободиться.
– Хотя мне было всего лет десять, та сцена реально меня зацепила. Я постоянно о ней думал. Спрашивал себя: а если бы команда Киану только прикинулась федералами? Что, если бы этот мудак раскрылся, а Киану оказался ваще не из ФБР ни разу? Хотел выпалить этого козла? Двойной поворот!
Картер косится на дверь, словно ждет спасения. Жаль его разочаровывать, однако на помощь никто не примчится.
– Короче, – говорю, вставая, – я решил сам провернуть этот трюк. Глянуть, хватило ли кому-нибудь из вас, долбоебов, дурости предать меня и поведетесь ли вы на мою игру. – Я склоняю голову набок и улыбаюсь. – Думаешь, наверное, «Вот я тупой!», да?
Ублюдок раздраженно дергает челюстью, и я тоже, потому что не пойму, как теперь к нему обращаться: Картер, Люк или труп?
Да. Для меня он теперь труп.
– В смысле, прямо ваще-ваще тупой, – смеюсь я. – С фига ли ты себя так быстро выдал? Я вот ни разу не коп, но думал, что вам не положено раскрываться.
Я несколько раз прохожусь из угла в угол, пытаюсь сообразить: ради чего он так спешил, зачем выдал свою истинную личность? Словно торопился к кому-то, боялся опоздать.
Я медленно сажусь обратно на матрас.
– Или ты просто… – смотрю на него, – из тех, кто дает эмоциям брать верх. Как таких называют? Мы вроде бы обсуждали эту тему недавно за обедом? – Изобразив задумчивость, я смотрю в потолок. – А, да, – говорю, – пиздюки.
Моя шутка ему не зашла. Так оно, наверное, даже лучше, потому что если бы он заржал, то взбесил бы меня.
Смотрю на дверь, пытаясь вспомнить, запирал я ее или нет. Встаю с кровати, чтобы проверить, потом снова оборачиваюсь к Люку.
– Впрочем, по-настоящему важный вопрос звучит так: чего это ты поддался эмоциям в такой момент? Вроде надо наоборот, играть во всю силу. Верх должны были взять навыки и рассудок. Что отодвинуло их на второй план?
Я приближаюсь к нему почти вплотную, а он смотрит мне прямо в глаза, задрав голову.
– О, точно. Ты зассал из-за моей сраной невесты, вот и проебал службу! – Я бью его пистолетом по роже, так что голову бросает вбок. Я должен был ему зуб или два выбить, но этой сволочи хоть бы хны, он снова смотрит мне в глаза. Даже спокойнее, чем до удара.
Пидорас.
Стыдно признать, но это его качество мне по вкусу: такой тихий интроверт, которого на испуг не возьмешь. Впечатляет.
Очень жаль, что надавить на него можно лишь при помощи Слоун.
Интересно, давно ли он ей мозги промывает?
