исправляться вкус.
– Перед смертью, – бросил Зубов с непонятной интонацией.
– Что вы хотите этим сказать? – дернулась Надежда.
– Да это я так, не обращайте внимания. Жалко девчонку, хоть и безалаберная она была. Ваш сын тоже… безалаберный?
– Почему же безалаберная? – проигнорировав вопрос про сына, пошла в наступление Киреева. – Даша была хорошая девочка. Она нам говорила, что весь дом на ней держится, что она все делает сама – и готовит, и стирает, и рубашки брату гладит.
Зубов насмешливо созерцал собеседницу, а потом с сухим смешком спросил:
– Мы сейчас о Дарье Врублевской говорим?
А потом без улыбки продолжил:
– Обстирывает, обглаживает и делает уборку приходящая экономка. Готовит тоже, кстати, она.
– Но все экономка успеть не может! – горячилась Надежда. – Особенно когда гости наезжают и живут неделями!
– Да кто вам такую чепуху сказал?! Гости… Да единственный гость у них – это ваш покорный слуга. И то в гостинице живу. А к Игорю так, поболтать захаживал в свободное время. Повезло еще, что в тот вечер я тоже был у них дома, а то некому было бы и «неотложку» вызвать.
– А!.. Вы, видимо, говорите о том вечере, когда из полиции позвонили, чтобы якобы Дашенькин труп опознать?
– Именно что якобы. Идиоты.
– Согласна с вами. Все, что произошло тогда, я считаю – просто возмутительно. Но как же вы поняли, что Даша жива? Вы ведь на следующий день звонили к ней на работу, чтобы передать, что брат попал в больницу.
– Да, звонил. Потому что на опознание мне пришлось вместо Игоря ехать. Представляете, что я почувствовал, когда убедился, что это вовсе не Даша? Я так на эту маленькую дрянь разозлился, что стал всюду разыскивать. Вот что ей в тот вечер дома не сиделось, а? А она куда-то навострилась и брата не предупредила. Он же из-за нее в больницу попал, и неизвестно пока, выкарабкается ли.
Это выступление Надю покоробило. Хоть брат и в больнице, но жив, а «маленькая дрянь» все-таки в могиле. Но Надя проглотила вялое возмущение, не желая настраивать источник информации против себя, и проговорила сочувственно:
– Так плох? Какое несчастье… В себя он пришел? Вы знаете, Феликс, в чем еще дело. Не знаю, могу ли я вам доверить такие вещи…
Зубов скроил заинтересованное и очень серьезное лицо:
– Ну, конечно, Надежда Михайловна. Все, что касается моего друга, вы можете мне смело доверить.
Надежда тоже развернулась к нему вполоборота, но тут ее периферийное зрение зацепилось за что-то, чего в «Фольксвагене» бизнесмена, пусть даже и из провинции, быть не могло.
Надя резко вывернула шею и увидела на заднем сиденье кожаную дорожную сумку с торчащей из ее расстегнутого зева человеческой головой. Она вскрикнула.
Хорошо, что в кабинет президента компании никто без доклада не вваливается. Лицо у господина президента было такое… Больное было лицо. Гримаса, а не лицо. То, что называют расхожим штампом – гримаса боли.
Полчаса назад Ираида принесла в папке документы на подпись и с какой-то детской радостью положила их на край стола.
Когда он с ними ознакомился, то природу Ираидиной радости понял. Но не разделил.
Значит, решилась. Сильная. Или тут, наоборот, слабость? Ну какая, на фиг, тебе теперь разница? Сильная, слабая, гордая, падшая, какая еще?.. Восставшая…
Он сидел в своем президентском кресле за своим президентским столом и размышлял.
Она молодец, что решилась. Только при чем тут она? Разве это не ты, ухарь-добрый-молодец, в считаные дни затравил ее настолько, что находиться здесь ей стало невыносимо?
А может, она просто нашла себе подходящую вакансию, на хорошие деньги, вот и уходит. Почему ты решил, что не найдет? Из-за возраста? Ерунда. На возраст сейчас одни дебилы внимание обращают. Правда, таких большинство. Значит, ей попался не дебил. Она знала, что отдел ее скоро будет расформирован, и давно подыскивала себе место. Вот и нашла. Просто совпало, ничего нет здесь многозначительного.
Да, естественно, знала, ведь ты сам ей об этом сказал. И еще сказал, что такими кадрами разбрасываться не намерен. Теперь передумал?
Если не передумал, то давай, делай что-нибудь. Уговаривай ее остаться. Все руководители, которые не желают разбрасываться кадрами, именно так и поступают: вызывают к себе, уговаривают, убеждают, сулят. Заявление ее не подписывай, мало ли что она хочет уволиться за два дня. Две недели по КЗОТу, будьте любезны. Вызови к себе «на ковер», предъяви аргументы. Ты же хороший администратор? Или ты только как бизнесмен хорош?
Да ни в чем ты не хорош, ё-моё, даже сам с собой справиться не можешь. Других в бараний рог каждый сможет скрутить, если есть власть и сила. Попробуй себя скрутить, тогда ты поймешь себе цену.
Так, а при чем тут – справиться с собой? Вроде речи об этом не было? Где прокол, в чем это я справиться с собой не могу?
Все просто, ревность. Разве женщина виновата, что ты ее ревнуешь? Конечно, можно совладать с приступами воющей тоски, если заняться чем-нибудь полезным и увлекательным. Можно справиться и с другими приступами, не такими тонкими, полчасика помутузив боксерскую грушу или потягав хороший вес на грифе. А как быть с ревностью, если все на глазах? Да и без реальных сцен ему воображения хватает.
Он выяснил про нее много разных подробностей, подключив законные и не вполне законные источники, перепроверяя и сличая. Не было противоречий. Не было! Ей приписывали много разных грешков, но чем она себя не опорочила, так это супружеской изменой, хотя именно в этом ее подозревали многие, если не все. Слишком яркая, слишком своенравная, чтобы, как простолюдинка из села, хранить верность похабнику-мужу. Что у нее муж именно такой, Лапин тоже выяснил. Он должен был бы успокоиться на этот счет, но ревность все равно его не отпускала.
Потому что Лапин к этой женщине прилип. Хорошее слово? Вопрос спорный, но ему не хотелось уличать себя в том, что влюбился. А прилип – это другое, это что-то попроще, поприземленнее. Прилип, однако пыжится отлипнуть. Ну, а теперь ответь, зачем пыжишься и почему.
И он ответил. Во-первых, он не верил, что сия до цинизма здравомыслящая леди может быть бескорыстной. Наверное, она с молодости была такой – практичной и расчетливой. Значит, она примет предложение, гм… да о любом предложении можно порассуждать, так вот, она предложение его примет, но только из соображений корысти. В ее глазах несимпатичный и немолодой Лапин будет смешон, и смеяться над ним она, вполне возможно, будет с кем-нибудь менее смешным, хоть и меньше обеспеченным.
