– Привет! – сказал я ему.
– Привет, как дела? – спросил он меня.
– Очень хорошо. А у тебя как?
– Отлично! – ответил он. – Только эти священники меня уже достали. Домогаются до меня.
– Серьезно? – переспросил я, вспомнив Энди Уорхола.
– Да! Все развлечения им подавай!
– Не вижу в этом ничего такого… – улыбнулся я.
Он улыбнулся в ответ: «Ты прав, чувак! А сам не хочешь развлечься?»
И вот оно. Дело в шляпе! В этом и заключается охота на геев. Либо часами проводишь в одиночестве и отчаянии и уходишь ни с чем, либо это происходит быстро и легко. Он сказал, в каком остановился номере, и мы по очереди вернулись в бар.
Через двадцать минут парень ушел, подмигнув мне. Я тут же пошел за ним.
Солдат открыл мне дверь, как только я постучал. Он все еще был в форме – супер! Я заметил, что у него на столе стоят недоеденная еда и несколько роз.
– Ой, а ты был не один? – спросил я его.
– Девушка приходила.
Вскоре я снял с него форму, и мы около часа страстно наслаждались друг другом. Спустя пару часов я упал на кровать, изможденный, но довольный, и был ужасно рад, что и мои рядовые на параде побывали.
Теперь, когда Джим Доусон вдруг ушел, нужен был новый менеджер. Выступая по аренам США и постоянно мелькая по MTV, мы были ценным приобретением, и несколько человек были не прочь стать нашим менеджером. Но нужен был настоящий рокер. Им стал «Дикий» Билл Кёрбишли.
Билл прилетел из Лондона на один из последних концертов нашего тура по Штатам. Он уже руководил группой The Who и, когда мы встретились, решил открыто с нами поговорить о том, что он о нас думает и что нужно делать дальше. По его серьезному поведению было ясно, что мы не собираемся плясать под чужую дудку. Я всегда неосознанно уважал жесткий подход в управлении группой а-ля Питер Грант и Led Zeppelin, и Билл, похоже, очень хорошо подходил на эту роль. Он нас впечатлил, и решение нанять его было единогласным. Мы понятия не имели о колоритном прошлом Билла: он отсидел за вооруженное ограбление (сам говорит, что ни в чем не виноват) и дружил с близняшками Крэй[77]. Но когда мы узнали, нас это, безусловно, не оттолкнуло.
Я заметил, что часть пальца у Билла отсутствует, и мне было интересно, действительно ли он потерял его во время какой-нибудь бандитской разборки в Ист-Энде. Оказалось, в детстве он перелезал через проволочный забор старого разбомбленного здания.
Билл был уже нашим менеджером, когда в мае 1983-го мы завершили тур Vengeance выступлением на главном событии в мире хеви-метала – американском фестивале в Сан-Бернардино, штат Калифорния.
Это было большое дело. Фестиваль организовал в предыдущем году сооснователь компании Apple. Стив Возняк, а промоутером стал Билл Грэм. Этот четырехдневный фестиваль, проходивший в выходной, в День Памяти, мог похвастаться днем новой волны, рока, кантри – хедлайнерами были соответственно Clash, Дэвид Боуи и Уилли Нелсон, – и днем хеви-метала.
Последний проходил в воскресенье и привлек больше людей, чем первые три вместе взятые. Также в составе были Mötley Crüe, Оззи, Scorpions и Quiet Riot. Хедлайнерами были Van Halen, которые позже в том году взорвали атомную бомбу, выпустив в Америке свой хит – сингл «Jump».
Публика? Ой, пришла треть миллиона…
Этот «металлический» день американского фестиваля называли металлическим Вудстоком, и было несложно увидеть почему. Дорожное движение вокруг этого специально построенного для мероприятия амфитеатра было настолько безумным, что все бросали машины и шли пешком. Каждая группа прилетала и улетала на вертолете.
Из отеля мы летели всего ничего, но я никогда этого не забуду. Подлетая к фестивалю, первое, что мы увидели, – машины. В Штатах у каждого есть машина, и 150 000 человек приехали в Сан-Бернардино. Сверкающие на калифорнийском солнце американские автомобили растянулись по всему горизонту – не было видно ни конца ни края.
Затем мы увидели людей – людскую массу. О, боже! Это был Вудсток и остров Уайт в одном флаконе. Никогда в жизни я еще не видел столько людей, и было невероятно трогательно, что все они приехали ради одной причины – хеви-метала; лучшей причины я и не знаю.
Judas Priest заслужили выступить на этом фестивале. Мы долго и упорно вкалывали, проливая кровь, пот и слезы, чтобы завоевать американскую публику. Мы чувствовали себя там как дома. И знали, что ни в коем случае нельзя проморгать эту сумасшедшую возможность. Поэтому ухватились за нее обеими руками.
Под палящим солнцем я выехал на сцену на своем «Харлее», и мы тут же обрушились с треком «Electric Eye». С такой огромной толпой было невозможно сосредоточиться на ком-то одном или даже группе людей. Мы знали, что нас показывают на больших экранах, поэтому дали жару и пытались всем снести башню.
Казалось, будто мы провели на сцене какие-то жалкие секунды, но все же те двадцать минут были потрясающими; превосходными и незабываемыми.
Можно сказать, что Западное побережье Judas Priest покорили, когда выступили на разогреве у Zeppelin в Окленде. Что за день! Никогда не забуду, как это было здорово.
Мы вернулись в отель на вертолете, а утром Priest, как обычно в конце тура, собрались, обнялись и разъехались кто куда. Тур стал зрелищным триумфом, и остальные ребята – за исключением бедняги Яна, который расстался со Сью, – не могли дождаться, когда вернутся домой, увидят родных и близких и вдоволь отдохнут.
А я глубоко вздохнул и полетел обратно в Финикс. Хотелось бы вернуться домой в нежные и ласковые объятья партнера – но, по-моему, и ежу было понятно, что Дэвид этим человеком никогда не станет.
12. Оно, конечно, здорово, но зачем же стулья ломать?!
Раз уж я летел домой страдать из-за сексуальной неудовлетворенности, по крайней мере, хотелось делать это в более комфортной обстановке.
Теперь я знал Финикс немного лучше и решил улучшить жилищные условия. В таунхаусе не было ничего особенного, и мне нравился вид в Райской долине, слегка за чертой города, на фоне дикого необузданного пейзажа, который изначально и привел меня в восторг и потянул в Аризону.
Я присмотрел себе большой дом в стиле ранчо, с бассейном, прямо у подножья возвышающейся горы Мамми. Месячная аренда была такой же огромной, как и сама гора, но мне нравилось это место, и к тому времени, как я вернулся домой после американского фестиваля, дом уже был мой.
С Дэвидом мы продолжили там же, где остановились… То есть нигде. Каждый день тусовались, ходили по магазинам, ели и пили, но на физическую близость не было ни малейшего намека. К этому времени я даже перестал что-либо придумывать, чтобы быть к нему ближе. В сущности, я был возбужденным, отчаявшимся молодым геем, который боялся признаться… И жил, как евнух.
