я порывалась задать Максу вопрос, который так и вертелся у меня на языке. Но подходящего момента так и не подвернулось, особенно пока оправлялись в себя после сражения в Таирне. Зато сейчас раздражение от неудач со стратаграммой придало мне смелости.
– Значит, вы с Нурой были любовниками? – спросила я, вычерчивая очередной круг.
– Что ты сказала? – Макс сдавленно хмыкнул. – Ты умеешь сменить тему.
– Но ведь я права, так?
Очередной круг. Несколько линий. Опять безуспешно.
– Да, мы были любовниками, – наконец признался он. – Давно.
Меня не удивляло, что они когда-то были вместе. Но я по-прежнему не могла представить их парой; в моей голове они оставались двумя кусочками головоломки, которые плохо подходили друг другу. С другой стороны, может быть, я просто еще не разгадала Нуру.
– Вы очень разные, – заметила я.
Повисла долгая пауза. Я не сводила глаз с бумаги, повторяя круги.
– Как бы больно мне ни было это признавать, – ответил наконец Макс, – Нура, вероятно, знает меня лучше, чем любой из ныне живущих людей. Мы с ней знакомы с раннего детства. И в то время, когда мы были вместе, мы сильно отличались от себя сегодняшних и… были намного более совместимы.
Совместимы. Вот как.
– А почему вы разошлись?
– Наши взгляды на мир перестали совпадать, что и выяснилось самым жестоким образом.
В ответ на мой взгляд Макс только наморщил нос:
– Не смотри на меня так. Я не собираюсь выкладывать пикантные подробности.
Я улыбнулась как можно более приторно. Он закатил глаза.
– А потом? У тебя были другие женщины?
– У кого-то слишком длинный нос.
Моя рука невольно остановилась и потянулась к носу. Я приложила палец к кончику носа и вопросительно приподняла бровь:
– У меня длинный нос?
Аранский продолжал казаться очень, очень странным языком.
– Так говорят о тех, кто любит совать свой нос куда не следует. Либо мы можем назвать это выражение в твою честь.
Я усмехнулась, не отрываясь от работы.
Лицо Макса внезапно просветлело.
– Смотри. – Он указал на участок земли неподалеку.
Я оглянулась через плечо и увидела разнообразные лепестки, россыпью разбросанные по земле.
– У тебя начинает получаться.
– Только не то, что я хотела, – нахмурилась я.
– Это лучше, чем ничего. У тебя все получится именно в тот момент, когда ты перестанешь задумываться о том, что нужно сделать.
Он убрал с лица улыбку, хотя ее остатки еще притаились в уголках рта.
Я признавала, что Макс красивый мужчина: высокие скулы, правильной формы выразительные глазами, вечно чуть нахмуренный в задумчивости лоб. Мой взгляд скользнул ниже, по прямой линии широких плеч, к сильным рукам с хорошо очерченными мускулами.
Безусловно, при желании он без труда найдет женщину, готовую составить ему компанию. С другой стороны, он ни разу не приводил никого домой. К тому же, чтобы привести кого-то, надо сначала выйти из дома, чего опять же на моей памяти еще не случалось.
Макс повернулся. Я испугалась, что он мог почувствовать мой пристальный взгляд, и поспешно переключила свое внимание на пергамент.
– Ты не ответил, – напомнила я.
– У меня уже давно не было ничего, кроме… мм… физических контактов. И вообще, это не твое дело.
– Физических?
– Ну, ты же понимаешь. Самые поверхностные романтические связи.
– Поверхностные? – Сделав наивные глаза, я наклонилась вперед. – Насколько поверхностные?
– Э… я неудачно выразился. – На его щеках проступил легкий, но отчетливый румянец. – Конечно, не поверхностные, но…
Я изо всех сил пыталась сдержать смех, и он замолчал, подозрительно прищурившись.
– Ах ты, пакостица.
Я покачала головой, все еще хихикая про себя, дочертила очередную стратаграмму и тут краем глаза заметила шквал цветочных лепестков. Все равно не совсем то, что нужно.
– Почему меня вообще допрашивают? – Макс скрестил руки на груди. – А ты? Как долго ты провела со своим возлюбленным?
Он так странно произнес слово «возлюбленный», что мне потребовалось несколько секунд, чтобы догадаться, что он, видимо, имитирует мой акцент.
– У меня нет возлюбленного.
– А как же тот блондин?
– Серел? – Я рассмеялась, покачивая головой. – Он мой друг. К тому же он скорее заинтересуется тобой, чем мной.
– Вот оно что. – Макс какое-то время молчал. – Значит, у тебя никого не было?
Я не могла ответить. Мое сознание неожиданно подкинуло совсем иную картину – реальность, в которой я родилась бы обычной аранской девушкой, жила ничем не примечательной жизнью на острове и сейчас могла бы рассказать историю о невинной первой любви или недалеком бывшем ухажере. Какой же привлекательной выглядела эта фальшивая реальность. Такой простой.
Особенно по сравнению с правдой. Сложной, болезненной правдой.
И все же у меня сложилось впечатление, что он прекрасно знает, о чем спрашивает, и готов услышать мой ответ. Мягкий тон его голоса ясно говорил о приглашении выговориться.
– Ну, у меня был Эсмарис. И те мужчины, для которых я… выступала. – Я старалась говорить как можно небрежнее, хотя слова перекатывались на языке густым прогорклым медом. – Но к любви это не имело никакого отношения, речь шла о выживании. Я знала свою ценность и умела обратить ее себе на пользу.
Я бросила на Макса быстрый взгляд и отметила плотно сжатые губы.
– Ты не заслужила, чтобы с тобой происходило такое.
Я пожала плечами, хотя движение получилось дерганным.
– Многим пришлось гораздо хуже.
«Ты хоть понимаешь, как хорошо я с тобой обращаюсь?» – спросил Эсмарис за несколько минут до того, как попытался меня убить.
– Это ничего не меняет. – Макс покачал головой, и его взгляд обжег меня. – От этого то, что с тобой сделали, Тисаана, не становится менее ужасным.
Его слова задели меня за живое. Они разбередили рану, спрятанную глубоко в груди. Я столько раз убеждала себя, что мне повезло. Ведь я выжила, в отличие от тех людей, которых мне пришлось бросить.
Тем не менее я понимала, что Макс прав. Я знала это с того дня, как Эсмарис избил меня до полусмерти. Просто мне довелось повидать и пережить такие ужасные вещи, что я принимала расчетливую заботу Эсмариса за любовь. А ведь он заботился обо мне, как заботятся о породистой лошади: балуют, ухаживают, дрессируют и ездят на ней, а когда она начинает брыкаться, убивают.
Ведь мне же повезло.
– Однажды я попыталась выкупить свою свободу, – тихо призналась я, – но Эсмарис сказал, что я забыла, кто я.
Когда я решилась снова взглянуть на Макса, он молча смотрел на меня печальным задумчивым взглядом, хотя на скулах играли желваки.
– Возможно, он даже был в чем-то прав, – продолжала я. – Но я также на время забыла, что он собой представляет. Я забыла, что он никогда не сможет взглянуть на меня иначе, чем на свою собственность.
Я попала к Эсмарису еще совсем ребенком. Я была маленькой девочкой, когда он взял меня к себе и убедил, что я должна быть благодарна за то, что меня били лишь изредка, за то, что он выждал несколько лет, прежде чем изнасиловать меня, за то, что не отправил меня на смерть вместе
