чем действовал на нервы. Наверное, потому я и вздрогнула, когда он до странного твердо произнес:
– Я возьму ответственность. Просто дайте мне шанс. Последний…
Услышав это, я была настолько поражена, что не сразу осознала, что смеюсь. И с каждым мгновением мой истерический смех становился все громче и злее.
А когда он внезапно стих, жестко произнесла:
– Вы сами этого пожелали, Ваша Светлость. Мне даже любопытно, как будет выглядеть ваша «ответственность»… Но, думаю, я уже знаю ответ, – с досадой поморщилась я, смотря на поникшего мужчину, который не мог измениться в одночасье. Не ради меня.
А последствия… думаю, я как-нибудь с ними справлюсь. Все равно через несколько месяцев все закончится.
***
– Как это понимать? – без стука ворвалась в кабинет сына великая герцогиня, взбешенная тем, что за ней послали так поздно, точно за какой-то прислугой. Чтобы ни происходило, по всем вопросам сын всегда приходил к ней сам, как проявление большого уважения.
И вот, за ней послали. На ночь глядя!
И мадам Фелиция не могла не заподозрить в этом плохое предзнаменование. Неспроста такие перемены после того, как Сиэль посетил комнату герцогини.
– Мадам, прошу, не создавайте шума, – появился перед ней Жак, который делил кабинет со своим господином. И прежде мадам Фелиция не видела в этом ничего плохого. Но после сегодняшнего, она не могла смотреть на этого мальчишку, который осмелился пойти против ее воли.
«Клара верно служит мне много лет и это – ее сын, но я не могу оставить, все как есть. Предал один раз, предаст снова. Нужно заставить Сиэля выгнать этого мальчишку!» – размышляла великая герцогиня.
– С дороги! – прошипела она. – Как смеешь ты указывать мне?
– Довольно! – послышался усталый и холодный голос, и великая герцогиня посмотрела на сына, что сидел за своим рабочим столом с опустошенным видом. Он даже не поднялся с места, когда в комнату вошла мать, что противоречило всем правилам приличия.– Жак не приказывает, а смиренно просит, матушка. И я присоединяюсь к этой просьбе. Сегодня был очень утомительный день и я не хотел бы заканчивать его со скандалом.
– Ты плохо себя чувствуешь? – тут же переключилась мадам Фелиция на сына, который даже не поднял на нее взгляда, рассматривая какие-то документы перед собой. – На тебе же лица нет!
– Матушка, пожалуйста, сядьте. Жак, оставь нас, – пресек Сиэль свою мать, которая замерла в замешательстве. Он не поднимал голоса, говорил тихо и спокойно, но тон его был непривычен для великой герцогини. Он заставлял ее нервничать.
– Да, Ваша Светлость, – поклонился Жак, а затем покорно вышел за дверь.
– Сиэль, не слишком ли поздно для разговоров? Зачем ты позвал меня в такой час? Судя по виду, тебе необходимо отдохнуть. И как можно скорее. Я распоряжусь, чтобы тебя навестил доктор, а разговор, каким бы важным ни был, продолжим завтра, когда выспишься.
– Я благодарен вам за заботу, матушка. Вы с няней всегда оберегали меня, – грустно, не соответствующе ситуации, улыбнулся Сиэль, а его темные глаза стали совсем потухшими, словно вся жизнь вышла из них.
– Ну, конечно же! Ведь мы любим тебя! Ты для Клары, что родной сын. А для меня единственный ребенок! Разумеется, мы заботимся и оберегаем тебя.
– Да… В этом и заключается основная проблема.
– Что? – замерла мадам Фелиция, с тревогой смотря на сына, чьи густые брови сошлись на переносице.
– Принимая вашу любовь и поддержку всю жизнь, я даже не задумывался, что может быть иначе. Я всегда знал, что на вас можно положиться, и верил вам обеим безоговорочно.
– Разумеется! Кому еще тебе верить, сынок? – тревога в груди великой герцогини все нарастала. – Ведь после смерти герцога, остались лишь мы, – развела она руками.
– Это не так, матушка, – покачал он головой, а затем пододвинул лист бумаги в сторону матери через стол. Она насторожилась, но любопытство победило, и мадам опустила взгляд на бумагу. По мере прочтения, глаза великой герцогини пораженно расширились. – Я снимаю госпожу Клару с должности и перевожу в дальнее поместье на наших землях. Она уезжает завтра. Я ей уже сообщил.
– Что? Что ты имеешь в виду?! – закричала мадам Фелиция, беря в руки документ с недоверием перечитывая указ об увольнении и переводе. – По какой причине?! Почему ты принял подобное решение?
– Из-за халатности и преступного превышения своих полномочий госпожи Клары, – отозвался Сиэль, подняв на мать смертельно уставшие глаза в которых, как будто, не было никаких чувств. Они были отрешенными и безразличными.
– Как это понимать? С чего такие выводы? Как ты мог поступить так с Кларой, что всю жизнь относилась к тебе, как к сыну?! – ударила ладонью по столу великая герцогиня, понимая, что ситуация полностью вышла из-под ее контроля, а власть в поместье без Клары поддерживать будет отнюдь непросто.
«Я должна заставить его изменить свое решение! Девка, эта тварь надоумила его так поступить. Не иначе!» – паниковала мадам Фелиция.
– Думаю, вам известно об этом больше, чем мне, матушка, – подпер Сиэль свой подбородок сцепленными пальцами, смотря на мать неприятным, колючим взглядом из-под бровей.
– Что за бред? – поморщилась великая герцогиня, брезгливо разрывая указ на глаз у сына. Сиэль никак это не прокомментировал, что приободрило его мать. – Не знаю, что взбрело тебе в голову и кто посмел оклеветать Клару, но ты совершаешь большую ошибку. Ты плохо себя чувствуешь, вот и не разобрался в ситуации. Я поговорю от твоего имени с Кларой. Уверена, она простит тебе это недоразумение, – величественно поднялась мадам Фелиция, но вздрогнула и замерла, стоило ей услышать:
– Если ты думаешь, что, разорвав одну бумагу, сможешь исправить ситуацию, точно ее и не было, то вынужден разочаровать, матушка, – заметил герцог и уверенно встретил пораженный взгляд матери, которая отметила, что ее родной и любимый сын сейчас выглядит незнакомцем. – Мое решение окончательное. Госпожа Клала изгоняется из поместья и будет служить на дальних окраинах герцогства в родовом поместье.
– Она служила нашей семье столько лет! – напомнила великая герцогиня, в последней попытке повлиять на сына.
– Вот именно. У нее большой
