крыльями и почти прозрачной кожей.
– Они… они… – Слова застревали у Дюжины в горле.
– Погибли, – еле слышно проговорил Фитиль. – Воссоединились с Великим огнем.
– Соболезную, – выдавила Дюжина.
Фитиль вспорхнул с ее руки, ореол тускло замерцал, зубы вытянулись в клыки.
– Соболезнования не восполнят утрату, – процедил он. – Мы обещали служить тебе и сдержали слово.
Дюжина не успела спросить, к чему он клонит, как спрайт, описав дугу, подлетел к ее уху.
– Довольно играться с топорами, – зашипел он. – Дерись.
Дюжина невольно дернулась, когда Фитиль опустился ей на плечо и прижал пылающую ладонь к щеке. Боль нахлынула стремительно, но отстраниться девочка не могла, застыв, точно кролик перед удавом. Неукротимое, алчное пламя разливалось между ними. А в эпицентре проступило запертое окно, случайно обнаруженное ею в Поа.
Только на сей раз оно виделось отчетливо и отворить его не составляло ни малейшего труда. Неужели спрайту известно то, что неведомо ей самой?
«Довольно прятаться от себя самой», – прозвучало в голове.
Дюжина не сомневалась, что мысль принадлежит не ей, а спрайту.
Как сквозь вату доносился совершенно преобразившийся голос Морока, верещавшего об опасности.
– Пора! – шепнул Фитиль.
Вскинув глаза, девочка увидела, как Моргрен отделился от армии гоблинов и принялся творить очередное чудовищное заклинание. Дьявольский огонь разгорался в его руках.
Дюжина закусила губу. В Поа ею руководила слепая ярость. Но теперь все изменилось: теперь от нее зависели дорогие сердцу люди. Возможно, их еще удастся спасти. Главное, все сделать правильно. Нужно сосредоточиться, как тогда, в ущелье, иначе велик риск испепелить всех подряд.
Сначала она подумала о Фиалке с ее украденным смехом. Затем о родителях и всех друзьях в Поа; о Семерке, такой изможденной и бледной после перенесенных мучений; обо всем, через что они прошли, чтобы попытаться вернуть ее. Потом ей представился Скальп, самодовольная ухмылка Моргрена, с какой он кромсал свои жертвы…
– Достаточно! – скомандовал Фитиль, не отнимая ладони. – Более чем достаточно!
Внутри ее разгорался огонь. Он струился по венам, все быстрее и быстрее, распалял прочие чувства, проникал в каждую клеточку. Кончики пальцев болезненно запульсировали. Повинуясь инстинкту, Дюжина сорвала перчатку и вскинула руку. Таинственное окно наконец распахнулось.
И вспыхнуло пламя.
Глава 50
Дюжина знала, что должно произойти, но мощь того, что случилось, превзошла самые смелые ее ожидания. Пламя вырвалось из кончиков ее пальцев золотистыми извивающимися вспышками, которые устремились поверх голов Охотников и гоблинов к Моргрену. Колдун как раз успел сотворить новое заклинание. Две магии столкнулись на полпути; пущенный Моргреном снаряд, отрикошетив, угодил ему в грудь и опрокинул навзничь. Залп Дюжины пронесся мимо и взорвался у стен заимки.
Ударная волна, обрушившаяся следом, сбила всех с ног, сотрясла тысячелетние стены. Все вокруг было залито ослепительно-белым палящим светом. Из легких будто выкачали весь воздух, когда огненный смерч прокатился по периметру. Дюжина и Фитиль единственные остались стоять; сквозь раскаленное марево их взорам предстала совершенно невероятная картина. Многовековые стены заимки покрылись паутиной трещин и лопались, словно брошенная на раскаленную сковородку кукуруза.
Фитиль убрал руку. Дюжина почувствовала себя пловцом, вынырнувшим из-под воды. Жадно втянув в себя воздух, она кулем рухнула на землю. Конечности не повиновались, сердце трепетало в груди.
– С ними колдунья! – в панике заверещал кто-то из гоблинов.
– Где Моргрен? – взвизгнул другой.
Сознание то вспыхивало, то гасло, пока Дюжина из последних сил боролась с беспамятством.
Она видела, как Семерка, Пятак и Шестой сгрудились вокруг нее с оружием на изготовку.
Видела, как Охотники отбирают у присмиревших гоблинов мечи и под предводительством Инея вторгаются на склад.
Видела, как загораются стойла, косолапы разбегаются кто куда, горящее сено летит в разные стороны.
А потом наступила темнота.
Глава 51
Листья шелестели на теплом ветру, в воздухе плыли пряные ароматы облачных цветов. Глаза закрывала повязка из мягкой потрепанной ткани, однако, даже не глядя, Дюжина поняла, где находится.
Неподалеку раздалось приглушенное хихиканье. Хрустнула ветка. Легкие шаги то приближались, то удалялись. Дюжина медленно повернулась и пошла на звук. Снимать повязку было против правил, однако девочкой овладело непреодолимое любопытство – и секунду спустя она уже щурилась от яркого света.
Ее догадка подтвердилась. Она стояла на полянке, облюбованной сестрами для игр. Кусты вокруг сгибались под тяжестью белых завязей, мерно жужжали насытившиеся нектаром насекомые.
– Вечно ты подсматриваешь!
Из ослепительной белизны возникла хрупкая фигурка. Поначалу она двигалась робко, потом все увереннее. Когда расстояние между ними сократилось, Дюжина различила тонкий стан. Серые глаза. Облако смоляных волос.
– Фиалка, – шепнула она. И огляделась в поисках Синички, неизменно сопровождавшей ее во снах. Однако не увидела никого, кроме себя и Фиалки.
– Синички здесь нет, – улыбнулась Фиалка, поравнявшись с ней. Ее любимое голубое платье колыхалось на ветру. – На сей раз это мой сон, а не твой.
– Не понимаю, – пробормотала Дюжина. И охваченная сомнением, попятилась.
– Я не Игрекс, если ты об этом, – с легкой обидой откликнулась Фиалка. – Он притворялся мною, а не наоборот. Да и потом, я бы не позволила ему осквернить наше место. – Она сжала кулачки и решительно вздернула подбородок.
Дюжина бросила взгляд по сторонам и поняла, о чем толкует Фиалка. Они перенеслись в их излюбленное место для игр, густые кроны служили идеальным пристанищем для пряток. Игрекс украл сокровенные воспоминания, чтобы превратить их в свой жестокий трюк.
– Ты почти не вспоминаешь обо мне. – Фиалка шагнула ближе и взяла ее за руку. В ее интонациях не было ни упрека, ни угрозы, лишь грусть. – Почти забыла наши игры, нас. Вот я и решила напомнить.
Сердце разрывалось от боли, дыхание перехватило, но, ощутив пожатие тонких пальчиков, Дюжина нашла в себе силы ответить:
– Мне больно вспоминать. Слишком много… угрызений совести. Я все разрушила. – Голос у нее сорвался.
– Ничего подобного, Синичка. – (Дюжина вздрогнула, услышав из уст сестренки свое прежнее имя.) – Хоть мы и поссорились, никто не виноват в случившемся.
– Нет, – возразила Дюжина. Точнее, Синичка. – Это моя вина. Мне следовало взять тебя с собой, тогда ты… ты бы не…
– Если бы предатели не напали на деревню, все остались бы живы. Да, мы не всегда ладили, такое часто бывает между сестрами, но ты не желала мне зла. Не ты меня убила. Нужно себя простить.
– Не знаю, смогу ли.
– Сможешь, – отрезала Фиалка. – Ты думаешь только о финале. А должна помнить о счастливых днях. Ведь они выпадали чаще.
В горле Дюжины предательски защипало, на глаза навернулись слезы.
– У меня из головы не идет, сколько боли я тебе причинила, как сильно мне тебя не хватает. Мы правда были счастливы?
– Конечно, глупышка, – звонко засмеялась Фиалка. – Мы отчаянно ссорились и любили друг друга безмерно. Мы же сестры. Забыла? – Она умолкла, заметив, что Дюжину одолевают сомнения. – Не забывай нас, Синичка, – чуть слышно, с мольбой прошептала она.
– Никогда.
– Вот и славно. Я люблю тебя. И всегда буду любить.
Исчез темный колючий клубок, терзавший Дюжину изнутри. Она носила его в себе так долго, что успела свыкнуться с гнетущей тяжестью. По щекам заструились слезы. Не в силах вымолвить ни слова, девочка кивнула.
