Мой товарищ, мой конь железный!
Я Россию, страну великую,
Из окошка обозреваю,
Я в гудок на нее бибикаю,
Я на тракторе баб катаю!
Зверя лютого, тварь зубастую
Песней вгоним в тоску и трепет!
Девки, слышь ты, живут и здравствуют,
Пляшут вальс на ходу в прицепе!
Чух-чух-чух! У меня служение
Вольной воле, родному краю,
Я застой привожу в движение,
Я на тракторе баб катаю!
Я горазд на затею дерзкую —
Жизнь, любовь, где хочу, внедряю,
Я живу, и люблю, и действую,
Я на тракторе баб катаю!
1994
«Небо…»
Небо
сыпет снежную крошку.
Тополь
почернел и продрог.
Снова
мать сидит у окошка:
Что ж ты
не приходишь, сынок?
Легче
нес, тащил бы ты крест свой,
Если б
хоть на час забежал.
Мы бы
посидели, как в детстве,
Ты бы
все, как есть, рассказал.
Вечер.
Ты к любимой невесте
Мчишься.
Вам до ночи гулять.
Знаю —
вы уедете вместе
Счастье
за морями искать.
Город —
не запомнить названья —
Ждет вас,
и еще сто дорог.
Мне бы
помахать на прощанье,
Что ж ты
не приходишь, сынок?
2009
«Он уезжал, и тени черные метались…»
Он уезжал, и тени черные метались
По голым стенам, и на стол лилось вино.
Они три дня в пустой квартире расставались,
И были сумерки, и снег летел в окно.
Она плечами повела: «Да все пустое!
Ну что с того, что ты красавец и герой?
Хочу сейчас, а не потом, чтоб пир горою
И чаша полная, и дом с большой родней!»
И он рукой махнул, и встал легко и резко,
И прочь ушел: «Привет родне, прости-прощай!»
А снег летел, и ветер комкал занавеску,
И телефон в углу трезвонил, как трамвай.
А за стеной гармонь хрипела зло и гулко.
Она минуту прождала, совсем чуть-чуть…
Она неслась за ним по скользким закоулкам:
«Постой, да где ты, да ответь хоть что-нибудь!»
Она судьбу кляла взахлеб и ту минуту,
И псы скулили про унылый свой удел,
И месяц плелся сквозь метель — горбатый, гнутый.
И рядом не было его. И снег летел…
1992
«Он в простынях увяз по локоть…»
Он в простынях увяз по локоть,
Он был приветлив, весел, мил.
Она ему читала Блока,
А он лежал и пиво пил.
Как поплавок, вагон качался,
И голос мягкий в полутьме
Ее души едва касался,
И свет луны в окне казался
Цветным пятном на полотне.
Огни мелькали, птицы, тучи,
Березы, елки, провода.
Он понимал — она всех лучше
И если с ней — то навсегда!
А за стеной давали жару,
А сердце грохало в груди:
«Гуляй, живи, пока не старый,
Да вон их сколько — пруд пруди!»
Потом на плечи и ладони
Им ошалелый падал снег,
И на заснеженном перроне
Она прощалась с ним навек.
И посошочек на дорожку
Он взял на грудь: «Привет. Пора!»
И с песней прыгнул на подножку
И куролесил до утра!
Пора промчалась золотая,
Прошли горячие деньки,
Красавиц томных толпы, стаи,
Подруг веселых косяки!
Замка щелчок, как лязг затвора,
Звучал в ночи. Он уходил.
И помнил ту одну, с которой
Он был приветлив, весел, мил.
«Я вас люблю, и все такое», —
Она тогда сказала вслух,
А он ослаб от перепоя,
А он от проводов опух.
А он сквозь дрему гнал устало
Из головы вокзальный гул.
Она ему стихи читала,
А он лежал и в ус не дул…
1996
«Пивная «Ландыш» — наша светлая заря…»
Т. К.
Пивная «Ландыш» — наша светлая заря,
Здесь нету стен, а стулья сроду не стояли.
А нам-то что? А снег в начале октября
Пошел в тот год. Мы третий день с тобой гуляли.
И я сказал, хлебнув совсем чуть-чуть:
«А свадьбы-то и не было у нас!
Так и давай ее, чего тянуть? —
Вот прямо здесь сыграем и сейчас!»
…Сомнительные личности вокруг —
У столиков — с десяток человек —
Сигналили: «Сюда! Нормально, друг!»
Москва-река. Пивная. Первый снег.
И я тебе, веселый стих читая вслух,
Вокруг запястья повязал кленовый стебель, —
Браслет как будто, и снежинок белый пух
На кружках таял, и листва кружилась в небе.
Кружился ветер в танце над водой,
И нам спортсмен веслом махал: «Привет!»
И личности галдели вразнобой:
«Ребята, горько! Жить вам тыщу лет!»
И милицейский строгий старшина
На шум явился, глянул и застыл,
И почесал затылок, и до дна
Стакан за наше счастье осушил.
И тетя Нина с королевского плеча —
Та, что за стойкой, нам взяла и подарила
На блюде закусь — астраханского леща.
«Эй, вы, чтоб все у вас по правде было!»
И шар земной летит, как колобок!
Куда? Зачем? Не выпьешь — не поймешь.
