ребенок. Просто хватит уже бегать от меня. Устал я тебя ловить, и пытаться хоть ненадолго привязать к себе, в надежде, что тебе понравится, и ты захочешь остаться со мной навсегда.
Она еще повырывалась немного и сдалась. Расслабилась и сладко засопела мне в ключицу.
– Я не убегала. Меня убегли. А ты не узнал меня, когда мы встретились в самолете по дороге во Францию, гад такой, – пробухтела обиженно.
– Ты, правда, думаешь, что тебя можно не узнать? – я едва не рассмеялся. – С одного взгляда, только увидел и узнал. Но подумал, что ты не захочешь со мной дело иметь. Ведь не просто так ушла тогда и не вернулась.
– Не просто, – согласилась она неживым голосом и опять напряглась, закаменела. – Я тогда в больничке оказалась, с решетками на окнах. Там я в основном спала. А когда просыпалась, то очень плохо соображала.
Потом еще долго в себя приходила. Когда окончательно очухалась, начала приезжать к твоему дому. Но тебя там уже не было…
Это папочка постарался… Не пойму только, зачем он меня вернул к себе? Зачем я ему была нужна после того, как была с тобой?
– Может, это любовь такая? Любовь по требованию…, – предположил я. И начал осторожно поглаживать Снежку по спинке. Ей ведь сейчас терапия от воспоминаний потребуется. Иначе расстроится, распереживается. А ей нельзя нервничать.
– Эрик, – зашипела она, распознав мой маневр, – прекрати немедленно приставать. Мне, может, пострадать захотелось, что мы с тобой, два идиота, столько лет профукали.
– Ничего не профукали. У нас с тобой все только начинается. А до этого был тренировочный период, – я перестал маскироваться и облапал ее грудь. Начал мягко ласкать, чувствуя, что впадаю в щенячий восторг от того, как Снежка мгновенно откликается на мои прикосновения. – Мне кажется, или она у тебя успела немного подрасти, пока мы не виделись?
– Да я скоро вся подрасту, и совсем не немного, – припугнула она, подставляя грудь под мою ладонь, так, чтобы удобнее было гладить. – Я скоро в колобка превращусь, слезливого и капризного. Готовься, небритыш!
Я вдруг представил ее тело, уже налившееся соками, чтобы питать моего ребенка. И от этого видения беременной Снежки, толстенькой, отекшей, с распухшим носом и торчащим животом, я реально чуть не кончил.
– Бля, да что же ты со мной делаешь, – прорычал, подгребая ее под себя. Прижал, изо всех сил стараясь быть аккуратным, и принялся целовать в смеющиеся, уворачивающиеся от меня губы.
– Эрик, зачем-то побрившийся нехороший человек! Мы с тобой о серьезном разговариваем, между прочим. А у тебя все потрахушки на уме…
– Дурочка, – зарычал на нее, – какие потрахушки! Я тебя люблю, и сейчас любить буду. И всегда…
– Что всегда? – заинтересовалась она внезапно. Перестала уворачиваться от поцелуев. Поймала мое лицо своими ладошками и заставила смотреть на себя. Спросила дрогнувшим голосом. – Что всегда, Эрик? Скажи…
– Любил всегда. Наверное, в ту самую минуту, когда ты попыталась лишить меня попкорна в кинотеатре, и влюбился. В тощее чучело, снившееся мне потом несколько месяцев. Я себя извращенцем тогда чувствовал, между прочим, раз не могу перестать думать о страшненькой малолетке.
Она долго смотрела мне в глаза, словно пыталась там найти что-то, кроме того, что я ей сказал. Потом нахмурила брови, заставив меня напрячься:
– Врешь ты все, брехун, зачем-то побрившийся. Я всегда была красивой. И в тринадцать лет тоже.
– Вру, – покаялся я, поймав-таки ее губы. Поцеловал, прикусил так, как ей нравится, и отчего у меня сносит крышу. Отстранился, заглядывая в смеющиеся глаза, – Ты очень красивая. И всегда была… Особенно когда голенькая.
– Ты мне так и не рассказал, как мы встретились в третий раз, – вдруг хищно прорычала она. Потребовала: – Рассказывай!
– Расскажу. Но только на нашу серебряную свадьбу, не раньше, – пообещал, начиная целовать, и правда, подросшую грудь. Сколько можно болтать, в конце концов…
– Ну, нет. Не уверена, что смогу так долго ждать, – засмеялась она и обняла меня за шею. Прошептала в губы: – Я могу тебя уговорить рассказать пораньше?
– Попробуй, – довольно оскалился. Подхватил ее под попу, перевернулся и посадил себе на бедра. Полюбовался на ее зардевшиеся щеки, уже предвкушая свое удовольствие. – Но тебе придется быть очень убедительной.
– Я постараюсь, – она сделала серьезное лицо и поерзала, заставив меня зашипеть от прострелившего тело жгучего сладкого спазма. Строго предупредила, – но потом не жалуйся.
Я не пожаловался. Просто чуть не сдох от термоядерного возбуждения, когда она принялась медленно, никуда не спеша, целовать меня. А потом трогать везде, где ей хотелось. И как хотелось. Еще и шикала на меня сердито, когда я, изнемогая от нетерпения, пытался ее поторопить.
И я, взрослый, повидавший всякого на своем веку мужик, многого добившийся в этой жизни, вдруг уразумел одну вещь…
Понял, что все мои достижения и победы вообще ничего не стоят, если у меня не будет вот этого. Этого распирающего, сумасшедшего, невыносимого и такого обыкновенного счастья, накрывающего меня с головой рядом с этой женщиной…
– Эрик, – спросила Снежка лениво, когда мы, обнявшись, уже уплывали в сон, – что там с наследством твоим-моим? На кого ты все имущество перевел?
– А сама не догадываешься? – я зевнул и блаженно улыбнулся – угадает или нет, моя умница?
– На генерала Басаргина?
Говорю же, умница.
– Угу, – проговорил, почти отключаясь. – На твоего настоящего отца. Кстати, через несколько дней он приедет к нам в гости. Пора тебе с ним познакомиться…
– Что-о-о?! – завопила она мне в ухо. – Какого… знакомиться?! Не собираюсь я с ним ничего…
Подскочила на кровати и, как обычно, попыталась сбежать.
Я потряс головой, вытряхивая из ушей звон от ее криков. Поймал ее за пятку и притянул обратно:
– Ты чего? Если не хочешь знакомиться, скажем ему, чтобы не приезжал.
– И что, он послушается? – недоверчиво уточнила она, отпихивая меня.
– Не знаю, – я опять зевнул, – но сказать-то можем. Ложись спать, давай. И прекрати вопить, чудище горластое.
Подгреб ее к себе и прижал покрепче, чтобы не вырывалась. Снежка еще бухтела что-то недовольно. Но я уже не слушал – улыбаясь, как счастливый идиот и благодаря судьбу за ее милости, заснул.
Глава 56
Снежана Демина…
Сколько любви нужно человеку для счастья? Или это отдельные категории – любовь и счастье?
Может быть так, что значение любви для счастья переоценивают? Половину моей жизни у меня любви не было, но в целом я была счастлива. В перерывах между своими психическими срывами.
Зато, стоило любви постучать в мои двери, как счастье махнуло хвостом и исчезло. Правда, и нервные срывы
