– Черт! – рыкнула сквозь зубы и ударила кулаками по столу.
Голова запульсировала с новой силой. Огромный шар, наполненный битым стеклом, иголками и еще непонятно чем, но очень болезненным. Мне нужны таблетки, чтобы одолеть хотя бы один недуг.
Но потом. Таблетки будут потом. Пока у меня нет сил даже найти аптечку в шкафу.
Беспомощная, разбитая и все еще не понимающая, что произошло.
Вот только сердце, бившееся в груди как загнанная зверушка, неумолимо трепетало, напоминая, что чувства во мне всё еще живы. Всё еще полны им.
Любить или возненавидеть? Я не хотела первого, потому что испытала колоссальную боль. Я желала второго, но не могла. Я все еще люблю Натана. И буду любить…
Резкий звук, ворвавшийся из реальности, привлек мое рассеянное внимание. Попыталась сосредоточиться. Вздрогнула, прислушиваясь к голосу того, кто вошел следом за стуком.
– Можно?
– Да, Марин. – Я подняла голову, которую секундой ранее обхватила руками, пытаясь унять боль, и взглянула на подчиненную.
Та глянула на меня, нахмурилась. Видимо, видок у меня был тот еще. Конечно, после того, что мне пришлось пережить в эти выходные, я не могла цвести и благоухать, а скорее источала вселенскую печаль.
– Вы просили подготовить списки, – начала она, осторожно приближаясь к столу.
Я кивнула. Меньше всего мне сейчас хотелось заниматься рабочими вопросами. Хорошо, что летучку с боссом перенесли на завтра, будет время оклематься и войти в рабочий процесс, не растеряв окончательно себя.
– Я подготовила. Отправила вам на почту.
Поморщившись от пульсирующей боли в висках, я вновь кивнула. Она приперлась сюда ради этого? Хотелось гаркнуть, но я лишь пролепетала, поражаясь, как мой голос не сорвался на хрип или рычание:
– Хорошо, Марин. Я попозже все просмотрю.
Сложила перед собой руки, ожидая, когда та уйдет, но Марина продолжила говорить, и каждое ее слово или иной звук, который она могла произвести, будь то шаг, вдох или шелестение страниц в папке, которую она держала в руках, вызывал во мне приступ слепой ярости. И только годы практики по подавлению эмоций помогали мне вытерпеть подчиненную и не сорваться.
– Вы просили также узнать о Елизавете Матвеевой, – сообщила она, а мое сердце ухнуло в груди. – Она родила. С ней мне не удалось связаться, но информацию узнала через родильный дом. Пятый роддом, если что, – последнее Марина добавила очень тихо. Словно она подозревала, что я слишком заинтересована в судьбе пациентки, у которой даже не вела беременность. Лишь пара приемов. Ничего незначащих. Если бы Марина знала, что я думала. Если бы она понимала, что я чувствовала…
В горле пересохло.
– Спасибо, – губы подрагивали, а слова давались тяжело. – Я просмотрю отчет позже.
Марина кивнула и тихо удалилась, хотя ничего кроме размытого пятна перед глазами я и не видела.
Лиза родила. Бедная, несчастная Лиза. Девочка, которой пришлось рано повзрослеть. Девочка, которая оказалась втянута в чужие игры.
Сердце сжалось в болезненном приступе. Я вцепилась пальцами в край столешницы и безмолвно завыла.
Натан! Зачем ты так поступил со мной? Зачем?
Что я сделала не так, чтобы ощущать теперь эту бесконечную боль?
Расслабив пальцы, перестала пытаться раскрошить столешницу.
– Нет, хватит, – прошептала, прогоняя слезы.
Я знала, кто мне мог помочь. И этот единственный человек, способный открыть всю правду, был тем, кого я с трудом переваривала. Рокси будет ликовать и злиться одновременно. Но мне нужна помощь Йохана. Во что бы то ни стало.
***
В кабинет вошел Йохан.
Натан взглянул на брата и недовольно поморщился. Именно его хотелось видеть сейчас меньше всего.
– Какого черта ты творил? – Йохан без церемоний подлетел к рабочему столу брата и ударил раскрытыми ладонями по гладкой отполированной столешнице из темного дерева.
Натан не вздрогнул, хотя внутри дребезжал, будто разбивающееся стекло от переполнявших его эмоций.
Полностью поглощенный тем, что случилось накануне, он не мог смотреть на брата, не мог слушать его, не мог просто дышать, не испытывая разрывающей боли в груди. Натан все уничтожил. Он показал свое истинное лицо, позволил себе оступиться, и Эмма оттолкнула его. А ведь еще днем ранее он был уверен – она та самая.
Как же он ошибся.
Эмма не примет его обратно. Не позволит себе переступить через отвращение, которое Натан заставил ее испытать.
– Черт! Ты будешь отвечать?! – Йохан тем временем отскочил от стола, заламывая руки за спину, начал рычать и ругаться. Брат его не слышал. – Как же с тобой сложно.
Сложно.
Он ненавидел это слово.
– Зачем ты полез в драку?
Йохан остановился напротив брата и посмотрел так, будто пытался вывернуть нутро наизнанку. Бесполезно. Натан научился прятать истинное лицо за бронированной стенкой, выстроенной из чужих эмоций, которые годами впитывал, как губка.
– Не думаю, что тебе нужно это знать.
– Натан! Черт бы тебя побрал! Что значит, мне не нужно знать? Это и мое дело!
Он покачал головой, продолжая наблюдать за тем, как старший брат злился и метался по кабинету. Скоро силы оставят его, злость сойдет на нет, и Йохан уйдет, оставив брата в тишине. В тишине, в которой Натан так нуждался.
«Я не хочу видеть тебя. Уходи».
Как выстрел, раскрошивший черепную коробку.
Эмма уничтожила его. Нет, он сам виновник своих проблем. Виноват в том, что лгал Эмме. Пытался играть ее судьбой, упорно и тщательно вплетая нити своей судьбы, соединяя их жизни. Теперь он понимал – винить ее не мог и не имел права. Да и вся ее вина в том, что он полюбил ее, и в одночасье потерял из-за своей лжи.
Йохан не поймет. Даже если Натан попытается объяснить брату.
– Это из-за той девушки, снимки которой были вывешены во всей галерее? Это из-за нее?
Натан словно вынырнул из омута и уставился на Йохана кристально чистым взглядом. Возможно, он ошибся, и брат его поймет…
– Это из-за нее?
Йохан перестал метаться по кабинету, подошел к столу и взглянул на стоявшее напротив стола кресло. Опустился в него, сложил руки на коленях, наклонился немного вперед.
– Я вспомнил ее. Лиза, ведь так?
Натан кивнул. Он продолжал молчать, намереваясь сначала выслушать брата, да и потому, что у самого не было слов. Только кричащая в молчании злоба.
– Я думал, ты решил эту проблему еще тогда.
Натан выдохнул. Злость заполняла его до краев.
