class="p1">– Господин полисмен, – обращаюсь я к одному из них. – Обратите внимание, дети и обезьянки работают на пару, – почему-то надо именно так сформулировать.
Полицейский-ребенок не слушает меня, схватил, завел мои руки за спину, щелкнули наручники на запястьях.
– За что?
– За незаконную торговлю достоянием страны.
– Каким достоянием?
– Арахисом.
Не слушая моих протестов, серые фуражки запихивают меня вместе со всеми – совсем не детьми в автобус. Заметил, как только схваченных впихивали в автобус, они сразу переставали сопротивляться. Примирялись, что ли, как в тюрьме.
В салоне арестованных ожидают, записывают в книгу имя и фамилию. Предлагают бумажный стаканчик пепси-колы. Можешь отказаться – ничего. Затем на каждого надевают бумажный пакет, на пакет клеят этикетку, на этикетку ставят печать.
Двинулся автобус, покачнуло, покатил.
– Куда нас везут? – вслепую спрашиваю соседа.
– На крокодилью ферму, – Тамариным голосом отвечает сосед.
«Зачем? – упало сердце. – Зачем нас везут на ферму? Надо же везти в городскую тюрьму! В Сингапуре, слышал, современное здание. Даже телевизоры в камерах. Сразу буду требовать адвоката! Сейчас же подам протест! Зачем на ферму? Я не умею ухаживать за крокодилами!»
Ехали долго. Я сумел незаметно прорвать свой пакет. Автобус резко остановился. Всех откачнуло.
– Выходи!
Вижу сквозь дырочку в пакете, провели всех в распахнутые для нас ворота. Идем мимо проволочной сетки. Внизу зашевелились, зашлепали мощными хвостами. Стоп. Остановились.
Выровняли всех пинками, палками – построились. Отсчитали двадцать человек и так в пакетах спустили одного за другим по деревянному настилу. Внизу – ужасные крики и быстрые проворные движения рептилий.
Нас – остальных – провели к другому вольеру. Один за другим скатываются жертвы вниз к этим ужасным бревнам. Снова шлепанье, вопли, стоны и какой-то отчетливый хруст, будто работает молотилка. Кто-то рядом пытается бежать – вслепую. Его тут же застрелили. Видел сквозь дырочку в пакете.
– Теперь твоя очередь!
Я сопротивляюсь изо всех сил:
– Нет! Нет! Еще не моя очередь! Это ошибка, ужасная ошибка! Дайте сказать хоть слово! В конце концов я готов. Я готов признать свою вину!
– Не надо было возвращаться!
– Но это же несправедливо, господа!
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
На углу Тверской и улицы Станкевича в красной гранитной нише сидит мраморный Будда. Поверх и перед нишей как бы отдуваемый оттуда теплым воздухом сыплет крупный снег. Я стою перед ним, пораженный, – в лохматой шапке и дубленке с выпущенным наружу ирландским шарфом. Мимо – прохожие, естественно, не обращая внимания, мало ли какой антикварный магазин еще открылся в теперешней Москве. Но я-то знаю, меня опять зовешь ты. И надо только шагнуть туда.
Меня сразу охватило горячим воздухом. И еще с минуту я стоял под высоким расписанным синими драконами куполом, совершенно неправдоподобный, в заиндевелой будто казацкой шапке, на плечах еще таял снег. Сбоку мелькнуло искаженное ужасом лицо желтого монаха. Подумал, привиделось! Я поспешно огляделся. В этом храме я уже бывал. Весь округлый, светящийся, Будда с мягкой укоризненной улыбкой слабо подкрашенного мрамора смотрел мне куда-то в ноги. Бог мой! Я же не снял здоровенных финских сапог у входа в храм! Я тут же разделся, будто слез с пьедестала, в носках стал еще нелепей.
Бабочкой взмахнуло пестрое кимоно, смешные китайские львы кинулось на меня, темная головка зарылась в пушистый шарф, и две сухощавые ручки обвили мою шею. Китайские львы, ни слова не говоря, подхватили меня и вынесли из храма.
Боже мой, я был готов нести тебя куда угодно. Но не ожидал, что опять окажусь на московской улице под недоуменными взглядами прохожих. В одних носках, можно сказать, босой на снегу, обнимающий девушку в одном халатике, расшитом желтыми китайскими львами.
– Это твой фокус? – тихо вздохнули львы в моих объятьях.
– А зачем ты меня позвала? – в свою очередь удивился я.
Львы загадочно улыбнулись. И я все понял.
Таксист был очевидно поражен видом своих пассажиров. Но, по обыкновению московских водителей, ни о чем не спросил. Я назвал ему адрес. И желтая машина быстро покатила по заснеженным улицам к Сретенке, унося в своем нутре целый прайд счастливых львов, которые урчали и ласкались друг к другу, переплетаясь одним клубком.
Привез нас таксист почему-то к Тане. Но Тамару, похоже, это не удивляло. А вот и хозяйка нам открывает. В беретике.
– Здравствуй. Почему мы к тебе приехали, сам не знаю.
– А там занято, – и улыбается своей извилистой улыбкой.
«Там же Алла, как я забыл!»
– Пусть там и остается, – сказала Тамара и тоже улыбнулась.
– Узнай, дорогой, – говорит Таня. – Мы любим тебя обе. Твоя жена – моя старшая сестра. А я – твоя младшая жена.
Стоят они рядом в кимоно со львами, действительно – сестры, как это я раньше не замечал.
– Как же так? – удивляюсь я.
– Старый китайский обычай, – с улыбкой объясняет ящерка.
– Я и прежде подозревал. Но это же замечательно! Будем жить вместе!
Тамара по-прежнему молчит.
(Таня – услужливая ящерка, младшая жена предлагает мне чаю. Беру чашку, но там на донышке четкая картинка: мужчина-новорожденный лезет обратно в женщину, которая кричит от боли. Не хочу такого чаю.)
– Прежде чем ты станешь этим звонким фарфором, – продолжает Таня. – Узнай, что мы два начала – одно существо.
Между тем Тамара продолжает загадочно молчать.
– Только я – доброе начало.
– А я злое и голодное, – вдруг произносит Тамара мужским голосом. – Хочу тебя. Какая шелковистая у тебя гривка на спине! И вдруг завизжала: – Я ее вырву по волоску!
Уже не Тамара, рычит львиная пасть – и распахивается сладкими тягучими натеками все шире, шире. Шоколадный батон, начиненный помадкой с орехами, раскрылся, издавая свирепый рев, и хочет меня разжевать – и это совсем не реклама приторно сладкого «LION». Черный провал – я падаю, лечу, попадаю между жерновами. Зубчатые колеса механического пианино раздирают мою плоть: живот и спину – ужасно больно! Но мне уже все равно. Я не могу сопротивляться. Я вымазан шоколадом и липну.
– Положите его на живот, – командует кто-то. – Давите на диафрагму! Давите!
…Сижу на асфальте у витрины элегантного магазина. Смотрю снизу: кошельки, портфели, женские туфли из змеиной кожи, такое же с полосками платье. Моя толстая слоновья пятка вывернута наружу гнилым развороченным мясом. На лбу у меня – желвак, опухоль. На шее – вздуваются жилы. Руки сведены, изуродованы проказой. Одна радость. На плечи мне накинут пестрый пиджак с колокольчиками. (Сшил русский писатель Лимонов.) Колокольчики звенят. Тону в мелодичном перезвоне.
…Вынырнул посередине реки и – смуглый, блестя на солнце, протягиваю туристам в белом катере мокрую деревянную фигурку Будды.
