class="p1">До воров наконец дошло, что колеса повозки обездвижены. Один из них убрал камни из-под передних колес. Повозка медленно заскользила вниз.
Раздались громкие проклятия.
Я осторожно начал перекатываться. Между мной и ямой было не более девяти-десяти метров, но, когда катишься по полуобледенелой земле, десять метров кажутся невыносимо долгими и холодными. Куртка промокла насквозь. Зубы так оглушительно стучали, что я боялся, как бы воры меня не услышали.
У меня все еще не было четкого плана, а может, и был, но я не хотел ломать над ним голову, поскольку сомневался в его осуществимости. Однако ничего лучше на ум не приходило. Приблизившись к яме метров на пять, я подтянул к себе ноги, перекатился на колени и поднялся, шатаясь, как пьяный. Спотыкаясь, преодолел последние несколько метров. И с грохотом врезался в ворота.
События развивались быстро и медленно одновременно. Воры, заметив меня, завопили во все горло. Я видел, как повозка за ними накренилась и со скрежетом опрокинулась.
Стоя спиной к воротам, связанными руками я отчаянно пытался нащупать засов. Кляня все на свете, я шарил руками вверх-вниз, вправо-влево. И пытался не думать о ворах, а уж тем более о волке по другую сторону ворот.
Внезапно я нащупал холодный металл.
И одним рывком отодвинул засов.
XII
Любое событие в жизни человека способно повлечь за собой массу разных последствий, из которых в действительности реализуется лишь одно.
Теперь я могу объяснить, как череда событий сделала меня тем, кем я стал. Но в ту ночь, когда воры пытались украсть белого волка, я не имел представления, чем все закончится. Что, возможно, и к лучшему.
Взрослый самец весит килограмм шестьдесят. Несмотря на то что белый волк, безусловно, отощал, сил у него было еще хоть отбавляй. Подозреваю, что всей своей тяжестью он набросился на железную дверь, иначе как еще объяснить, что, когда она с размаху распахнулась, меня катапультировало.
Я кубарем скатился по склону в заснеженный куст ежевики.
С быстротой молнии волк вылетел из ворот. В то же самое время похитители во весь опор неслись ко мне, к яме, а значит, и к волку. Заметив зверя, они попытались затормозить или отпрянуть, но не смогли, поскольку было скользко.
На моих глазах медленно разворачивалась катастрофа, но я ничего не мог поделать.
Волк поскользнулся, кувырнулся через голову, поднялся и прошмыгнул между ворами, злобно щелкая зубами. Ворам удалось-таки разбежаться в разные стороны – один с воплями помчался налево, другой направо. Последнее, что я видел, это рога козла, пробирающегося через кустарник вверх по лесному склону. Потом они исчезли.
Я не раздумывал ни секунды. Хотя понятия не имел, куда бегу. Ветки как розги полосовали меня по лицу, кусты ежевики цепляли за ноги.
Я слышал, как поблизости пыхтит волк. Или это снова было мое дыхание?
Не знаю, как долго я бежал, охваченный слепой паникой. В какой-то момент я настолько обессилел, что больше не мог ступить и шагу. Но все равно рвался вперед.
«Успокойся, – сказал я себе. – Он ушел».
Я прислонился к большому серому камню, чтобы перевести дух. Двигая запястьями как сумасшедший, пытался ослабить веревку. Наконец у меня это получилось, и я смог себя освободить. Постепенно до меня начинал доходить смысл случившегося. На что я надеялся? Что зверь прогонит воров, а потом из благодарности вернется в яму? Даст мне лапу и скажет: «Забирай мою свободу и мою жизнь, повесь меня, сними с меня шкуру и носи мой мех?»
Часов через шесть-семь взошло солнце. Монтеро менор уже, наверное, направлялся к яме. Сначала он обнаружит опрокинутую волчью повозку, а потом открытые ворота и пустую яму.
И не будет в этом году ни свечей для часовни, ни новых флагов. Бабушке, краснея от стыда, придется выслушивать сплетни у себя за спиной. А деревенским сносить унижения и насмешки от жителей Раболля и Мальдевилльи.
Эй, голь перекатная!
Неужто вы и вправду проморгали волка?
Волка, который уже сидел у вас на привязи?
Мне придумают новое имя. Впредь я буду не Матереубийцей или Хромоножкой, а кем-то похлеще. Народ у нас в деревне изобретательный.
Наверное, именно это пугало меня больше всего.
XIII
Не помню точно, сколько я так простоял. Помню только, что, придя в себя, подумал: пора домой. И лишь тогда до меня дошло, что я заблудился.
В отличие от Ксавьера, я никогда не слонялся по окрестным лесам. После того как я лишился ступни, бабушка не спускала с меня глаз. Но даже если мне удавалось улизнуть из дома, другие дети не хотели брать меня с собой в лес. Может, Ксавьер еще и мог бы их уговорить, но гордость не позволяла мне дожидаться их решения.
Я знал, что в лесу нельзя подолгу стоять на месте.
План мой был прост: идти без оглядки, чтобы не переохладиться, пока не наступит утро. Рано или поздно я надеялся набрести на какое-нибудь знакомое место. Или найти тропинку, ведущую к одной из горных деревень.
Дабы не падать духом, я запел.
Что нам делать с волком?
Мы поймаем его живьем.
Что нам делать с волком?
Мы поймаем его и убьем.
Сдерем с него шкуру и мех,
Сантимы разделим на всех.
Пиф-паф, пиф-паф,
Вот порадуется граф.
Так я шел и шел, не переставая петь. Культя начала ныть. Я спотыкался и падал. Разодрал в кровь руки. Однажды чуть не свалился в овраг.
И все это время дрожал от страха.
Тому, кто бродил по ночному лесу, известно, что там никогда не бывает тихо. Лес вздыхает, причитает, стонет, шипит, рычит. Казалось, что я бреду не по заснеженной тропе, а по волчьей шкуре. Шкуре спящего белого волка, который вот-вот проснется.
Кстати, волк чудился мне повсюду. В упавшей дубовой ветке, в поросшем мхом валуне, в кусте папоротника.
Чем дольше я шел, тем хуже выглядел мой план.
С чего я взял, что смогу найти дорогу обратно? А что, если я окончательно заплутал? Что, если я упаду, сломаю ногу, что, если…
Я заставил себя переключиться на мысли о доме. О Ксавьере, сморкавшемся во сне. О Битторе в рыцарском шлеме. «Четверть медяка за то, чтобы посмотреть на волка! Заглянуть в лицо дьяволу! Всего один сантим!»
В памяти всплыл случай, о котором, как мне казалось, я давно забыл.
Мне тринадцать, и бабушка хочет,
