и пододвинуть могут. Он питерский, не пропадет, но если другой начальник появится, то он себе другого первого заместителя захочет. Схема-то очевидная. Так вот меня это не устраивает. — Голос снова возвысился и затвердел. — Во-первых, мне с тобой, Николай Фомич, хорошо работать. А во-вторых… ты знаешь, как я к тебе отношусь.
— Знаю, — подтвердил Мишанин. — Старую комсомольскую дружбу не пропьешь, не прогуляешь. Понял я всё. Подумаю… А ты меня в курсе держи.
— Обязательно.
Виктор Эдуардович положил трубку, смял бумажку с номером телефона Грибанова, прицелился в урну, но не бросил, раздумал. Расправил, аккуратно сложил и сунул в карман. Вновь посмотрел на свое отражение в зеркальной стенке шкафа и на сей раз остался довольным.
Уверенное лицо человека, успешно сделавшего свое дело.
Николай Фомич Мишанин посмотрел на умолкнувший телефон, вынул платок и вытер лоб. Чёрт, аж вспотел. Вот ведь вывернулось, откуда не ждал. А впрочем…
Кто же Сашу осмелился так обломать?
А как для Виктора-то удачно!
И впрямь: никакой закорючкой не замаран, сигнализировал активно, но его побоку пустили.
Витя сейчас ликует — это факт. Витя быстро начальство проинформировал — пусть теперь оно, начальство, принимает решение. В принципе решение-то очевидное — деньги попридержать, заказ под благовидным предлогом притормозить. То, что Лагутину и надо. Свел-таки счеты с Грибановым! Саша Витю с одного бока обошел, а Витя Сашу — с другого.
Стоп! Только что просохший лоб вновь покрылся влагой, капелька пота скатилась прямо на нос. Мишанин ладонью провел по лицу, нос дернулся, словно почуяв резкий запах.
Кто же Сашу осмелился так обломать? Кто оказался таким смелым и жадным до денег? Или дело не в деньгах, а совсем в другом?
Лагутин силен. Он привык себя таковым считать. И он не простит, что его прогнули под Грибанова. И он умеет придумывать многоходовки.
А что — красивая комбинация. Пакостная, конечно, и очень опасная, но Виктор мог рискнуть. Он никогда в тёмных делах замешан не был, и тут никто не заподозрит.
Готов Лагутин отомстить Грибанову? Всегда готов. Но ведь не так дерзко!
Николай Фомич встал, прошелся по кабинету, потом снова сел…
Виктор, конечно, надежный работник. И добрый приятель. Старую комсомольскую дружбу действительно не пропьешь, не прогуляешь, однако… Он, Мишанин, достаточно всего насмотрелся и натерпелся. Он далеко не мальчик, а "мальчики" поджимают и подпирают. Его вполне устраивает нынешний пост и нынешний руководитель агентства. Но его совсем не устраивает, если его человек Лагутин — именно его, ни другого какого, — вдруг окажется замешанным в скверной истории. А Саша Грибанов эту историю раскрутит. Непременно раскрутит! Не сейчас, так потом. И что тогда?
А может, Виктор здесь ни при чём? Просто обстоятельства и впрямь так удачно сложились?
Может.
Но тогда всё равно получается плохо. Руководитель регионального представительства интригует против крупного генподрядчика. Причем такого, у которого есть очень высокое покровительство. Да к тому же в ситуации, когда у этого генподрядчика похищают дочь. Объяснения Лагутина понятны Мишанину, а как их воспримет тот же Шинкаренко?
Нет, как ни крути, но с Виктором всё получается неладно. А значит, и у него, Николая Фомича, всё выходит мерзопакостно. За кого ходатайствовал? Кого продвигал? За кого несешь ответственность?
"А подать сюда Ляпкина-Тяпкина!" — вдруг вспомнил гоголевского "Ревизора" Мишанин и поднял трубку прямого телефона Шинкаренко.
ГЛАВА 22
Вообще-то Борисевич не планировал эту сходку в доме Казиков. Он намеревался отдельно пообщаться с Аркадием Михайловичем и отдельно с Ритой. С ним потолковать об одном, а с ней — о другом. И уж Софью Михайловну брать в компанию вовсе не собирался. Хотя Казик предупредил: у него от сестры секретов нет — за исключением тайного чревоугодия.
Получилось, однако, чревоугодие коллективное. Вконец оголодавший к вечеру Вадим, словно бродячий пёс при виде куска колбасы, потащился на ужин, которым его соблазнил Казик. "И Маргариту Викторовну захватите, пообщаемся и с удовольствием, и с пользой".
Всё же некоторые моменты они обсудили наедине, по телефону. Зачем было посвящать Еланцеву во взаимоотношения с Лагутиным, которого Казик в свою очередь пусть частично, но посвятил во взаимоотношения с Борисевичем?
— Я ему рассказал, что меня наняла Маргарита-Викторовна. И что она умудрилась нанять вас. Виктор Эдуардович от души порадовался. Представляете, как замечательно? Я слежу за ней и одновременно за вами, а вы оба считаете меня всего лишь толковым толстяком, от которого может быть некоторая польза.
— Не упивайтесь удачей, — посоветовал Вадим. — Лагутин умный мужик.
— А разве я сказал, что нет? Я был с ним почти искренен. И только чуть-чуть обманывал. Так же, как и Маргариту Викторовну. А кто всегда правдив?
— Меня вы тоже собираетесь чуть-чуть обманывать? — поинтересовался Борисевич.
— Знаете, что я вам скажу, уважаемый Вадим Юрьевич? — издал вздох Казик. — Нас, евреев, считают изворотливыми. И я, конечно, умею крутиться между двумя и даже двадцатью двумя огнями. Но я никогда не забываю: если надеешься перехитрить всех, обхитришь в итоге самого себя. Так что с вами я хитрить не собираюсь. Это мне невыгодно, и это мне боязно.
— Постараюсь вам поверить, — хмыкнул Борисевич. — Хотя Александр Дмитриевич в вас сильно сомневается.
— И я его понимаю, — вновь издал вздох Аркадий Михайлович.
Да, Грибанов сомневается, но здесь решения принимает не он. Это сфера ответственности Вадима, а ему Казик нужен. И сам по себе, и как человек Лагутина.
Но кто все-таки позвонил на телевидение? Может, Лагутин и позвонил?
Казик внимательно выслушал всё, что касалось телепередачи и вокруг нее, и сказал:
— Оч-чень интересный поворот. Но, знаете, я не могу найти ни одной серьезной причины, зачем бы это понадобилось Виктору Эдуардовичу. Это как-то совсем не вяжется с идеей нанять меня для расследования, причем сохраняя всё в тайне. Но одно хорошо: вы по крайней мере обнаружили, где могут скрывать девочку. Хотя бы приблизительно.
Вот уж точно — приблизительно. Иголка в стоге сена. Но всё-таки не на поле некошеном, и это хоть маленько утешает.
— А вы нашли этого парня… с грузинской фамилией… из полицейской пресс-службы? — заинтересовался Казик. — Я опять-таки сильно сомневаюсь, что всё так просто.
— Правильно сомневаетесь. Габидзе уже неделю в отпуске, гостит у своих родственников в Тбилиси.
— Ну, конечно! Хочешь быть похожим на грузина, изобрази плохую связь и хороший акцент! Однако, — произнес Казик загадочно, — это тоже кое о чём говорит. Например, о том, что человек, который позвонил журналисту на самом деле, знал, что до Габидзе не добраться.
— На полицейских намекаете? — спросил Борисевич и сам же ответил: —
