тридцать, плюс-минус.
В прошлый раз, чтобы преодолеть это расстояние, нам понадобилось часов шесть или семь. Сегодня, с учётом привалов и перекличек, практически сутки. Последний отрезок пути (по времени около трёх часов) двигались с зажжёнными факелами. Хорошо, успели их загодя заготовить, а не то пришлось бы брести наощупь, как каравану слепцов с таким же незрячим поводырём, или использовать магию, которую, если верить «хранительнице», использовать тут не рекомендуется.
О том, что конец пути уже близок, я определил по ручью, истоки которого терялись среди осклизлых камней. Приказав всем остановиться и ждать, я отцепил от пояса верёвки-страховки, перепрыгнул через журчащий поток и, подняв факел, направился проверять собственную удачу.
Чуйка, как вскорости выяснилось, не подвела. В постепенно сужающемся проходе сперва появился уклон, а затем ведущая наверх штольня упёрлась в скалу, перед которой вместо обычного свода над головой нависала гладкая каменная плита правильной формы — та самая, под которую, помнится, мы как раз и нырнули, сматываясь из посёлка с прикольным названием Горки-9. Лика тогда ещё никак не могла открыть её, и мне пришлось поделиться с ней «драконьей слезой».
Как открыть эту дверь изнутри, я раздумывал минуты четыре.
Уселся наземь и принялся размышлять.
Плита тяжеленная. Тонны четыре, не меньше. Это раз.
Если запирающее заклинание уничтожить иммунностью, вручную её хрен подымешь, даже толпой. Это два.
Пластинка с иероглифами «легковесность» действует лишь на хозяина и на то, что он держит в руках. К плите её прикладывать бесполезно. Это три.
Даже если я подопру эту глыбу руками и стану считать своей собственностью, и из-за этого руна сработает, весить плита всё равно будет дохрена, килограммов шестьсот, не меньше. Это четыре.
Чтобы гарантированно поднять такой вес, потребуется десяток атлетов. Это пять.
Поместятся ли в этом закутке десять крепких ребят? Думаю, что поместятся. Это шесть.
Будет ли кто-то филонить? Надеюсь, что нет. Это семь.
Семёрка — число счастливое? Безусловно.
Поэтому что? Поэтому надо пробовать.
Попытка — не пытка, как говаривал в своё время незабвенный Лаврентий Павлович.
Приняв решение, я быстро поднялся и поспешил вниз, к бойцам...
Подготовка к прорыву наружу заняла около четверти часа. Обратно я возвращался в сопровождении девяти плечистых парней. Следом шла группа обеспечения и поддержки. Бывшие каторжники тащили на себе камни, верёвки и связанные стопками доски.
Камни пошли на мощение пола под предназначенной к подъёму плитой. Теперь в неё можно было упереться не только руками, но и плечами. Делать это вдесятером оказалось не слишком удобно, но, тем не менее, теснота нам не помешала. Когда все отозвались по очереди, что готовы, я мысленно потянулся к записи «легковесность» и громко скомандовал: «Начали!»
Энергии в руне оставалось секунд на двадцать, поэтому с взятием веса нам стоило поторопиться.
Совместный пауэрлифтинг стартовал с резкого хекания десяти глоток и противного скрежета сдвинувшейся с места плиты. Начальный толчок вышел на загляденье. Полоса света, проникшая через образовавшуюся щель, говорила об этом лучше любых слов.
— Разом! Рывком! — заорал я, чувствуя, как вздуваются жилы на шее.
Где-то справа вверху заскрипели невидимые петли. Плита начала медленно подниматься.
— Сюда! Навалились, братва!
Подавая пример остальным, я сдвинулся на полшага влево и принялся выжимать приподнявшийся край каменной створки. Правило рычага в чистом виде: проигрываешь по расстоянию, выигрываешь по силе. Физика, шестой класс. Или седьмой, без разницы.
— Уфф! — прокатилось по подземелью дружное эхо.
Плита отворилась на метр с небольшим и... уткнулась в упоры.
— Держи, б...!
Ухватившись за край проёма, я быстро выпихнул свою тушку наружу и, развернувшись, упёрся всем телом в замершую в полуоткрытом состоянии створку. Моя и её «легковесности» должны были вот-вот отключиться.
«Усиление!» — рявкнул я сам себе, врубая очередную рунную запись.
Через мгновение на меня навалилась жуткая тяжесть. Включённая магией сила заставляла скрипеть зубами и дрожать от напряжения всеми мышцами.
— Доски... тащи... — выдавил я с трудом, ощущая себя каким-то домкратом, готовым в любую секунду сорваться с резьбы и превратиться в раздавленную грузом железку.
Облегчение наступило, когда двое вылезших вслед за мной зэков подпёрли края плиты поставленными стоймя пакетами досок. На её окончательную фиксацию ушло ещё полминуты. Только тогда я наконец смог отключить «усиление» и отцепиться от неподъёмной створки, замершей в положении плюс сорок пять к горизонту.
Бывшие каторжники выбирались из подземелья около получаса. Пропускная способность узкого лаза большего, к сожалению, не позволяла. Но, в принципе, и так хорошо. Вокруг расстилался лес, солнце клонилось к закату, мимокрокодилов-шпионов поблизости не наблюдалось.
Когда наружу вылез Аршаф, а он, как и раньше, шёл в самом хвосте «колонны», я приказал привязать к доскам-брусьям верёвки и по команде выдернуть их из-под плиты. Массивная створка грохнулась на проём, подняв тучу пыли и распугав местных птиц. Целая стая многочисленных галок-соек-синиц взмыла над лесом и начала нарезать круги над деревьями. Хреново, но что поделаешь. Секретный вход в подземелье оставлять открытым не стоило. «Хранительница» бы меня за это не похвалила
Из вернувшихся в оборот досок бывшие зэки соорудили десяток щитов. Не сказать, чтобы очень удобных и лёгких, но для защиты от стрел они вполне подходили. На роль щитоносцев назначили тех, кто вместе со мной поднимал плиту. Отдельно сформировали отряд мечников и копейщиков с оружием, «позаимствованным» у лагерных стражников. Командовать ими, к вящему неудовольствию некоторых бывших бугров, а теперь десятников, я поставил молотобойца Хруста. Почему конкретно его, а не кого-то другого? Да потому что нечего было всем прочим начальничкам клювами щёлкать и ссаться, когда искали, кто первым после меня на гору полезет. Кто добровольцем вызвался, не забоялся, такому, как говорится, и честь.
А все недовольные, если им что-то нравится, могут идти лесом, благо его кругом дофига и больше. И вообще, всякое недовольство и возможные склоки следовало давить на корню. И поскольку они уже начали проявляться, в долгий ящик я эту проблему решил не откладывать.
— Значит, такое дело, братва, — объявил я, выстроив всех полукругом. — Из лагеря мы свалили, из Урочища тоже, и у кое-кого из вас, я уверен, появились мыслишки свалить и отсюда. Всех удержать, ясен пень, у меня не получится, но этого и не нужно. Вы все подписались на то, чтобы распотрошить со мной один городишко, а я — снять с вас метки. От своих обещаний я не отказываюсь. После успешного дела номера каторжников с вас будут сняты. Но предупреждаю. Если кто-то пойдёт в отказ и захочет сдристнуть, с фуфломётами кубатурить
