а то со всех троих шкуру спущу.
Пошли чертенята все в болото, стали судить, как за дело браться; спорили, спорили, каждому хочется полегче работу выгадать, и порешили на том, что жеребий кинуть, какой кому достанется. А коли кто раньше других отделается, чтоб приходил другим подсоблять. Кинули жеребий чертенята и назначили срок, опять когда в болоте собраться, узнать, кто отделался и кому подсоблять идти.
Пришёл срок, и собрались по уговору чертенята в болоте. Стали толковать, как у кого дела. Стал рассказывать первый чертёнок – от Семёна-воина.
– Моё дело, – говорит, – ладится. Завтра, – говорит, – мой Семён домой к отцу придёт.
Стали его товарищи спрашивать:
– Как ты, – говорят, – сделал?
– А я, – говорит, – первым делом храбрость такую на Семёна навёл, что он обещал своему царю весь свет завоевать, и сделал царь Семёна начальником, послал его воевать индейского царя. Сошлись воевать. А я в ту же ночь в Семёновом войске весь порох подмочил и пошёл к индейскому царю из соломы солдат наделал видимо-невидимо. Увидали Семёновы солдаты, что на них со всех сторон соломенные солдаты заходят, – заробели. Велел Семён-воин палить: пушки, ружья не выходят. Испугались Семёновы солдаты и побежали, как бараны. И побил их индейский царь. Осрамился Семён-воин, отняли у него вотчину и завтра казнить хотят. Только мне на день и дела осталось, из темницы его выпустить, чтобы он домой убежал. Завтра отделаюсь, так сказывайте, кому из двух помогать приходить?
Стал и другой чертёнок, от Тараса, рассказывать про свои дела.
– Мне, – говорит, – помогать не нужно. Моё дело тоже на лад пошло, больше недели не проживёт Тарас. Я, – говорит, – первым делом отрастил ему брюхо и навёл на него зависть. Такая у него зависть на чужое добро сделалась, что, что` ни увидит, всё ему купить хочется. Накупил он всего видимо-невидимо на все свои деньги и всё ещё покупает. Теперь уж стал на заёмные покупать. Уж много на шею набрал и запутался так, что не распутается. Через неделю сроки подойдут отдавать, а я из всего товара его навоз сделаю – не расплатится и придёт к отцу.
Стали спрашивать и третьего чертёнка, от Ивана.
– А твоё дело как?
– Да что, – говорит, – моё дело не ладится. Наплевал я ему первым делом в кувшин с квасом, чтобы у него живот болел, и пошёл на его пашню, сбил землю, как камень, чтоб он не осилил. Думал я, что он не вспашет, а он, дурак, приехал с сохой, начал драть. Кряхтит от живота, а сам всё пашет. Изломал я ему одну соху – поехал дурак домой, переладил другую, подвои новые подвязал и опять принялся пахать. Залез я под землю, стал за сошники держать, не удержишь никак – налегает на соху, а сошники вострые: изрезал мне руки все. Почти всё допахал, одна только полоска осталась. Приходите, – говорит, – братцы, помогать, а то, как мы его одного не осилим, все наши труды пропадут. Если дурак останется да крестьянствовать будет, они нужды не увидят, он обоих братьев кормить будет.
Пообещал чертёнок от Семёна-воина назавтра приходить помогать, и разошлись на том чертенята.
III
Вспахал Иван весь пар, только одна полоска осталась. Приехал допахивать. Болит у него живот, а пахать надо. Выхлестнул гужи, перевернул соху и поехал пахать. Только завернулся раз, поехал назад – ровно за корень зацепило что-то – волочёт. А это чертёнок ногами вокруг рассохи заплёл – держит. «Что за чудо! – думает Иван. – Корней тут не было, а корень». Запустил Иван руку в борозду, ощупал – мягкое. Ухватил что-то, вытащил. Чёрное, как корень, а на корне что-то шевелится. Глядь – чертёнок живой.
– Ишь ты, – говорит, – пакость какая!
Замахнулся Иван, хотел о приголовок пришибить его, да запищал чертёнок:
– Не бей ты меня, – говорит, – а я тебе что хочешь сделаю.
– Что ж ты мне сделаешь?
– Скажи только, чего хочешь.
Почесался Иван.
– Брюхо, – говорит, – болит у меня – поправить можешь?
– Могу, – говорит.
– Ну, лечи.
Нагнулся чертёнок в борозду, пошарил, пошарил когтями, выхватил корешок-тройчатку, подал Ивану.
– Вот, – говорит, – кто ни проглотит один корешок, всякая боль пройдёт.
Взял Иван, разорвал корешки, проглотил один. Сейчас живот прошёл.
Запросился опять чертёнок.
– Пусти, – говорит, – теперь меня, я в землю проскочу – больше ходить не буду.
– Ну что ж, – говорит, – бог с тобой!
И как только сказал Иван про бога – юркнул чертёнок под землю, как камень в воду, только дыра осталась. Засунул Иван два остальных корешка в шапку и стал допахивать. Запахал до конца полоску, перевернул соху и поехал домой. Отпряг, пришёл в избу, а старший брат, Семён-воин, сидит с женой – ужинают. Отняли у него вотчину, – насилу из тюрьмы ушёл и прибежал к отцу жить.
Увидал Семён Ивана.
– Я, – говорит, – к тебе жить приехал; корми нас с женой, пока место новое выйдет.
– Ну что ж, – говорит, – живите.
Только хотел Иван на лавку сесть – не понравился барыне дух от Ивана. Она и говорит мужу:
– Не могу я, – говорит, – с вонючим мужиком вместе ужинать.
Семён-воин и говорит:
– Моя барыня говорит, от тебя дух не хорош – ты бы в сенях поел.
– Ну что ж, – говорит. – Мне и так в ночное пора – кобылу кормить.
Взял Иван хлеба, кафтан и поехал в ночное.
IV
Отделался в эту ночь чертёнок от Семёна-воина и пришёл по уговору Иванова чертёнка искать – ему помогать дурака донимать. Пришёл на пашню; поискал, поискал товарища – нет нигде, только дыру нашёл. «Ну, думает, видно с товарищем беда случилась, надо на его место становиться. Пашня допахана – надо будет дурака на покосе донимать».
Пошёл чертёнок в луга, напустил на Иванов покос паводок; затянуло весь покос грязью. Вернулся на зорьке Иван из ночного, отбил косу, пошёл луга косить. Пришёл Иван, стал косить; махнёт раз, махнёт другой – затупится коса, не режет, точить надо. Бился, бился Иван.
– Нет, – говорит, – пойду домой, отбой принесу да и хлеба ковригу. Хоть неделю пробьюсь, а не уйду, пока не выкошу.
Услыхал чертёнок – задумался.
– Калян, – говорит, – дурак этот, не проймёшь его. Надо на другие штуки подниматься.
Пришёл Иван, отбил косу, стал косить. Залез чертёнок в траву, стал косу за пятку ловить, носком в землю тыкать. Трудно Ивану, однако выкосил покос – осталась одна делянка в болоте. Залез чертёнок в болото, думает себе:
«Хоть лапы перережу, а не дам выкосить».
Зашёл Иван в болото; трава – смотреть – не густая, а не проворотить
