Ты не можешь остаться.
— Я поклялся королю вернуть тебя в город в целости и сохранности, — ответил Кори. — Мы можем уйти прямо сейчас, если хочешь, ты с украшением и я на твоем посохе. Или ты можешь терпеть мое общество столько, сколько необходимо, пока мы прячемся в этой глуши.
— Если ты останешься, — кратко сообщил ему Бортен, — ты не переживешь этой ночи.
— Не пытайся убить меня своим безвкусным клинком, — парировал маг. — Я могу отправить тебя в Преисподнюю в мгновение ока. Ты уже убил одного друга Эолин. Я бы посоветовал тебе не убивать другого.
— Ты мне не друг! — сказала Эолин.
— О, но я друг, — сказал Кори, сдерживая накал ее ярости. — Я самый ценный друг, который у тебя есть, хотя ты давно отказывалась это видеть.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Королева Сырнте
Адиана проснулась. Ее встретил запах грязи и соломы, за которым последовал еще более едкий запах человеческих экскрементов. Она уловила крики мужчин, топот лошадей, звуки металла и дерева. Под всем этим ритмичная дрожь земли. Глубокий грохот напомнил ей о дне, когда войска Эрнана вышли из лесов Восточной Селен.
Вдалеке зазвучали трубы.
Прибыла Ришона и армия с ней.
Адиана перевернулась на спину, морщась от боли в ребрах. Земляной пол был твердым и неподатливым; ее тюрьма была темна и полна странных шорохов в темных углах. В ее теле не было ни одной мышцы, которая бы не болела, за исключением, пожалуй, самой интимной ее части, сердца ее женственности.
«Но так будет не долго».
Если бы только Мехнес позволил ей увидеться с девочками. Это сделало бы все остальное терпимым.
«О, Эолин. Почему Боги покинули нас?».
Вскоре ей принесли чашу с водой и свежие одежды, обещанные принцем Мехнесом.
Адиана повернулась спиной к стражам и слугам, которые с любопытством наблюдали, как она сбрасывает старое платье. Вода была прохладной, пахла дикими лилиями. Это освежило ее измученный дух, казалось, это была самая роскошная ванна, которую она когда-либо принимала, несмотря на ужасные обстоятельства. Новое нижнее белье и платье были простыми, но сшитыми из тонкого хлопка. Когда она почти закончила одеваться, вперед вышла служанка, чтобы помочь ей зашнуровать лиф и настояла на том, чтобы заплести волосы Адиане.
Затем они связали ей руки и оставили одну, заперев за собой дверь.
Адиана осталась стоять в тусклом свете. Она не чувствовала себя такой чистой несколько дней и не хотела сидеть в грязи или прислоняться к грязным стенам.
Из соседних камер доносились стоны и тихий плач. Адиана узнала в здании, где они жили, остатки небольшого публичного дома, существование которого умышленно игнорировалось добропорядочными жителями Моэна. Тем не менее, Мага Эолин время от времени посещала его и с помощью Адианы ухаживала за девушками, которые там работали. Адиана задавалась вопросом, где сейчас были эти девушки, живые или мертвые, заключенные в тюрьму или свободно занимающиеся своим делом с множеством новых и нетерпеливых клиентов.
На их месте оказались пленные женщины и дети. Адиана мельком увидела нескольких членов знатных семей Моэна, других она не могла ни увидеть, ни узнать, но, слушая, сделала вывод, что она была единственной заключенной, у которой была отдельная камера. Остальные были загнаны толпой, как собаки в конуре.
Иногда по ночам шепот и плач ее соседей переходили в вопли и ужасные крики, сопровождаемые смехом и довольным ворчанием стражей, пришедших получить свое.
«Есть участи и похуже, чем быть любимым музыкантом принца Сырнте».
Адиана рассмеялась, чувствуя головокружение от усталости и отсутствия нормальной еды, пораженная жестокой иронией своего положения.
— Никаких изнасилований простым солдатом для меня, — объявила она теням, вздернув подбородок в притворном высокомерии. — Я заслужила благосклонность принца Сырнте, и поэтому мне должно быть даровано королевское изнасилование.
До нее донесся издевательский смех Ренаты.
— Рената, как ты думаешь, у принцев члены украшены драгоценностями? — пошутила Адиана. — Возможно, их семя на вкус как сладкая пряность. Возможно, их кровь — золото.
— Все мужчины обыкновенны, когда они голые, — возразила старая мага. — Все они — обычные люди.
— Я хочу, чтобы он умер. Я хочу чувствовать, как сквозь мои пальцы течет его королевская кровь.
Пустая угроза, она знала. Что могла она, музыкант из Селкинсена, сделать против такого человека? Напасть на него прошлой ночью было глупым и отчаянным порывом. Единственной задачей, для которой Адиана когда-либо использовала нож, была нарезка овощей. Даже приготовление фазанов, кроликов и другой мелкой дичи было выше ее чувствительности. Она всегда оставляла более кровавые кухонные хлопоты девочкам, у которых на такие вещи был гораздо более крепкий желудок.
— Это правда, что он сказал? — пробормотала она. — Может ли он видеть мои мысли и желания, все, что я намерена сделать?
— Музыка — это твое волшебство, — напомнила ей Рената. — Мелодия — это твое заклинание.
Звук двери вырвал Адиану из ее мыслей.
Когда стражи вывели ее наружу, Адиана прищурилась от резкого света, осматривая бежевые и бордовые палатки в поисках признаков присутствия девочек. Она уже хорошо знала этот путь и воображала, что сможет идти по нему в темноте, если когда-нибудь возникнет такая необходимость.
Вскоре в поле зрения появился шатер принца Мехнеса. Его люди собрались перед ним, конные солдаты и пехота выстроились длинными рядами по обе стороны от входа. Адиана еще не видела войско Сырнте, собранное таким образом, и сплошная стена из доспехов и кольчуг, украшенная длинными копьями и поднятыми мечами, усилила ее трепет.
Один из стражей толкнул ее вперед. Она споткнулась и поспешила не отставать, когда ее повели за палатку и через отверстие, очевидно предназначенное для слуг.
Внутри старая надзирательница отдавала приказы дюжине слуг, которые разбегались во всех направлениях, пока приводили в порядок палатку и накрывали стол с едой и питьем. В стороне Калил и его товарищи подготовили себе место.
Сердце Адианы подпрыгнуло, когда она снова увидела его. Она забыла о присутствии стражей, даже когда они ослабили ее путы. Хотя улыбаться было больно, она сделала это, когда подошла к Калилу и назвала его имя.
Музыкант повернулся, чтобы поприветствовать ее, его приветствие было торжественным, а взгляд несколько рассеянным. Слегка кивнув, он указал на место рядом с собой. Как только она заняла свое место, он не обратил на нее внимания и вернулся к своему разговору с остальными.
Это молчание ударило по ней сильнее, чем любой удар, нанесенный ей Мехнесом. Это было
