Погост с простым названием «Южный» стоял здесь с незапамятных времен. И с тех же времен неподалеку от него пролегал большак, берущий начало где-то в ариванских землях и уходящий далеко на север. Там он бился на десятки мелких дорог, которые терялись в лесах, вливались в западные и восточные пути, упирались в пристани деревень, рассыпанных по берегу Нейры, как галька. Купцы, ведущие за собой обозы с товарами, что охранялись суровыми наемниками, проходили через погост с лета по зиму, с весны по осень. Не было, казалось, ни одного тихого дня. Вот и сегодня Южный шумел голосами многих людей, проезжих и местных. Здешний рынок не затихал. Даже ночью, когда пряталось за окоем Светлое Око, оставляя жителей без присмотра богов, некоторые продолжали торговать и покупать. Не опасались, видно, что договоры, сотворенные в сумерках, окажутся обманом, не послужат добром приобретенные товары.
У самого ближнего к торгу постоялого двора «Барсучий хвост», как всегда, сновало много интересных и неприметных людей. Тех, кто появлялся на погосте не первое лето, и тех, кого больше никогда не увидишь. Млада любила здесь бывать. Чаще это случалось вечерами, когда дневные труды закончены и можно позволить себе немного отдыха, прежде чем сесть в избе за прялку – готовить приданое. Или помогать Виле со стряпней на всю семью.
Млада наблюдала. Просто стояла в сторонке, прячась за неизменной калиной, кусты которой зеленым кучерявым воротником охватывали постоялый двор, и смотрела на людей. На купцов, статных, преисполненных достоинства, или невысоких, с хитрыми, живыми глазами. Их слуг, которые чаще всего были похожи на хозяев, а то и превосходили их по заносчивости. И наемников: загорелых ариванцев, улыбчивых и будто бы источающих южное тепло. Западных немеров, крепких молодцев с открытыми, простоватыми лицами. Или воинов с востока, из Хилтара и окрестных городов. Их от западных отличали одежда и более грубые, твердые черты.
Глядя на них, Млада представляла, что когда-нибудь тоже уйдет. Прибьется к какому-нибудь обозу наемницей. И пусть учить ее владению оружием никто не собирался. Вила только всплескивала руками и причитала, что девочке негоже даже помышлять о том, чтобы – сраму не оберешься! – размахивать мечом. Чего доброго еще и в мужские порты рядиться – ведь в поневу даже не вскочила. А ее муж Гоймир не перечил, да и, правду сказать, считал затею Млады несусветной глупостью.
И Млада не решалась слишком часто заводить такие разговоры в семье, которая приютила ее после гибели Речной деревни. Гоймира она встретила на лесной дороге, после того, как побывала на пепелище родного дома. Там она видела мать, ничком привалившуюся к забору. Отца, разрубленного мечом от плеча до груди. И брата, заваленного дымящимися обломками кровли. Тела сестры-близнеца она тогда не нашла – видимо, та погибла в обрушившейся избе. Но где же взяться силенкам разбирать завалы у десятилетней девчонки? Зато Млада видела кругом трупы людей, которых знала всю свою недолгую жизнь. И не понимала, как в тот момент рассудок не покинул ее. Сил хватило только на то, чтобы выйти на дорогу, ведущую в ближайшую деревню, и бездумно шагать по ней. Пока не послышался за спиной звонкий – на всю округу – скрип несмазанного колеса телеги, на которой Гоймир вез свои не распроданные на дальней ярмарке горшки. По пути он решил навестить сестру с семейством, а потому не поехал по большаку, лежащему западнее.
Млада много раз благодарила судьбу за тот случай.
Гоймир – гончар с Южного погоста – и слыхом не слыхивал, что у близких соседей приключилось такое несчастье. Их вельды обошли стороной. Но Младе он поверил сразу – и взял с собой. Когда вместе они доехали до деревни, Вила, дородная и громогласная, тут же решила, что бедная сиротка останется в их семье. И будет расти вместе с двумя сынишками трех и пяти лет. Млада не возражала. Она вообще тогда была безразлична ко всему, что происходит вокруг. Положи ее в яму да присыпь землей – не заметит.
Даже толки местных о том, что приблудная девчонка проклята, раз выжила одна из всей деревни, Младу не беспокоили. А семья Гоймира всегда отстаивала ее, не давала в обиду. И со временем злые разговоры поутихли.
