школьницам и женщинам, которые не могут позволить себе ничего лишнего, но ты-то можешь, а потому должна. Наряды твои по-своему очень хороши, и мне нравится, что ты нашла собственный стиль, вот только смотрятся они странно, и тебя обвинят в скаредности, если ты не будешь позволять себе больше роскоши. А кроме того, ты не подчеркиваешь собственную красоту, а ведь она проявится ярко и своеобразно, если ты будешь одеваться с изыском.
Примерно то же самое сказала и бабушка – она при обсуждении проявила большой вкус и, сама того не зная, задела несколько струн в Розиной душе. Одной из этих струн было пристрастие к изящным тканям, расцветкам и украшениям – утонченные натуры всегда падки на подобные вещи, которые в силу своей дороговизны никогда не становятся общедоступными; другой струной было горячее желание радовать глаз тех, кто был ей небезразличен, и по мере сил удовлетворять малейшие их прихоти. И наконец, в Розе сильно было естественное желание молодой привлекательной женщины подчеркивать свою красоту – ведь женщина быстро обнаруживает, что это лучшая приманка для противоположного пола и надежный пропуск в первые ряды среди сверстниц.
Роза и раньше подумывала о том, чтобы изумить и ошеломить общество, появившись в наряде, способном подчеркнуть ее красоту, которая тушевалась в силу скромности, – то есть позволить себе то, что другие девушки называли «изыском»: она хорошо себе представляла, как должен выглядеть подобный наряд, а в силу благосклонности к ней фортуны вполне могла его себе позволить. Роза воображала себе бледное сияние шелка сквозь тюль, напоминающий морозные узоры, украшения классического толка и множество мелочей, которым вкус, продуманность и деньги придадут полное совершенство.
Роза знала, что благодаря физическому воспитанию дяди Алека обладает фигурой, которую не испортит никакая мода, а кроме того, природа даровала ей цвет лица, сочетающийся с любыми оттенками. Неудивительно, что ей очень хотелось пользоваться этими дарами не ради удовольствия или тщеславия, а чтобы выглядеть привлекательной в глазах тех, кто смотрел на нее с нежным восхищением, которое особенно завораживало, когда ни единое слово не пятнало невольного поклонения, столь приятного женщинам.
Такие мысли проносились у Розы в голове, пока она разглядывала прелестную ткань и гадала, что подумает Чарли, если однажды вечером она появится перед ним в бледно-розовом облаке, подобно Авроре, с которой он так часто ее сравнивал. Роза знала, что ему будет очень приятно, и ей хотелось порадовать несчастного влюбленного, ибо нежное ее сердечко болезненно сжималось, когда она вспоминала о своей суровости накануне вечером. Брать свои слова обратно она не собиралась, поскольку каждое было сказано от всей души, но это ведь не помешает ей проявить расположение, показать, что она не полностью от него загородилась; можно попросить его сходить с ней к Китти на бал, а заодно польстить его тонкому вкусу новым нарядом. План очень девичий, но свидетельствующий о сердечности и доброте, ибо бал этот должен был стать последним для «попрыгуньи», она хотела получить от него особое удовольствие и понимала, что, если пойти на него с Чарли «в друзьях», самой ей будет особенно приятно.
При этой мысли пальцы ее крепче прежнего сжали блестящую ткань, раскинутую перед ней столь заманчиво, и она уже решилась было на покупку, но тут за спиной у нее раздался голос:
– Сэр, будьте такой добренький, укажите, где тут у вас фланелями торгуют?
Роза подняла глаза и увидела робкую худощавую ирландку – та явно совсем потерялась среди окружавшей ее непривычной роскоши.
– Вниз и налево, – отрывисто произнес приказчик, неопределенно махнув рукой, отчего посетительница обомлела сильнее прежнего.
Роза заметила ее замешательство и любезно предложила:
– Я вам сейчас покажу дорогу.
– Стыдно мне вам беспокойство причинять, мисс, да только я тут чужая и вовсе сюда бы не сунулась, только вот прослышала, что в большом магазине отрез мне выйдет дешевше, чем в маленьком, какой таким, как я, вообще-то, больше по чину, – смущенно объяснила женщина.
Роза внимательнее вгляделась в свою спутницу, пока они пробирались сквозь толпу хорошо одетых покупателей, и что-то в тревожном, измученном лице под стареньким шерстяным капором, в покрасневших руках без перчаток, крепко сжимавших тощий кошелек и вылинявший лоскут фланели в крапинку, из какой часто шьют детские платьица, тронуло ее большое сердце, которое при виде нужды всегда порывалось эту нужду облегчить. Она всего лишь собиралась указать незнакомке дорогу, но, поддавшись внезапному порыву, пошла с ней вместе, выслушивая, как бедняжка с материнской дотошностью рассказывает про «дитенка», про то, «какая морока одеть деток, они ж растут, а муж мой без работы, так поди ж сведи концы с концами в этакие худые времена»; и вот они спустились в полумрак подвального этажа, куда попрятались вещи необходимые, поскольку предметы роскоши вытеснили их из нарядных помещений наверху.
Присутствие настоящей дамы сильно облегчило миссис Салливан процесс покупки, и ее скромный отрез фланели волшебным образом превратился в несколько, причем разных цветов, а потрепанный кошелек не опустел вовсе, когда она удалилась, утирая глаза углом большого пакета оберточной бумаги. Казалось бы, мелочь, которую не видел никто, кроме каменнолицего приказчика, а тот не проронил ни слова, но Розе все это пошло на пользу, и обратно на свет она выбралась, вполне образумившись и укоряя себя в мыслях:
«Какое я имею право покупать себе новые наряды, когда бедным деткам нечего надеть? Как можно тратить время на всякие прикрасы, когда в мире столько горькой нужды?»
Тем не менее дивные ткани не утратили своего очарования, и по возвращении Розу еще сильнее соблазнял отрез опалового шелка. Мы никогда не узнаем, смогла бы она себя преодолеть и отказаться от покупки, но тут к ней слетел добрый ангел в образе дородной дамы с благожелательным лицом, обрамленным седыми локонами, над которыми возвышался простой чепец; Роза как раз присоединилась к Китти, все еще размышлявшей по поводу свадебного наряда.
– Я вас тут поджидала, моя дорогая, и рада, что дождалась – не придется возвращаться и писать записки, – начала новоприбывшая негромко, после того как Роза уважительно и приязненно пожала ей руку. – Вы, наверное, знаете, что пару дней назад сгорела большая коробочная фабрика, двести женщин остались без работы. Некоторые пострадали, их увезли в больницу, некоторым совсем некуда пойти, почти все нуждаются в помощи на первое время. У нас этой зимой столько запросов, что я прямо не знаю, куда повернуться, да вот нужда заставляет, а я стольким людям уже залезла в кошельки, что мне и просить-то стыдно. Но небольшое пожертвование… ах, благодарю вас, я знала, что вы
