один прыжок оказываюсь там, слушая бесполые голоса звучащие совсем уже рядом. Успокаивающе покачиваю замершую, испуганную девочку. Хотя сама едва держусь на ногах. Стою, прижавшись спиной к стене и молюсь всем богам. Чтобы Маришка не заплакала или не издала какого-либо звука. Эти люди идут за ней, я уверена.
– Ярцева нужно убрать, – чужой голос раздается совсем рядом. Зажимаю рукой рот и до боли вгрызаюсь в ладонь, спасаясь от рвущегося из горла крика таким нехитрым способом. Маришка вот-вот заревет, я чувствую это. Господи, помоги нам. Помоги. Тихонько дую на макушку, очень надеясь, что это отвлечет испуганную девочку.
– Нет, я не смогу. Слышишь? Не было такого уговора, – голос говорящего кажется мне знакомым.
– Был приказ, – шепот принадлежит непонятно кому – мужчине или женщине. – Толстую тварь и Ярцева в расход. Девчонку мне. Если ты такой трус, какого хрена полез в дело?
– Я не могу Макара.
– Охранников смог, бабу прислугу тоже. Он все равно ничего не почувствует, если сначала газом траванешь. В чем разница? – насмешливо интересуется тварь в черной маске. Господи, я даже сомневаюсь, что это человек.
– Он мой брат. Не смогу, – хрипит Игорь, в котором еще осталось что-то человеческое. Совсем немного, крохи, которые он вот-вот растеряет.
– Тогда, не получишь бумаги из сейфа, котеночек. Ты ведь знал, куда шел, правда Игоречек? Или думал, что заберешь расписки и сольешься? Нет, мой хороший, долг не отработан. Сколько ты там торчишь Медведю? Помнишь, или освежить тебе порядок цифр? Я забираю спиногрызку и жду тебя. Сделай все чисто, пожалуйста, и хвосты замети. Знаешь как? Огонь уничтожает все следы.
Мне кажется, что я проваливаюсь в какую-то бездну. Но сейчас нельзя паниковать, нужно действовать.
– Тише, одними губами шепчу в макушку Маришки, но она слышит, я знаю. Едва за братом Макара и его подельником закрывается дверь, я выскальзываю из укрытия. Времени мало. Очень. Я это точно знаю. Надо успеть добежать до спальни Ярцева. Он сможет нас защитить.
Шаг, второй, мне все кажется, что вот сейчас мне в спину врежется что-то смертоносное. Интересно, кто нас приговорил? Дедуля? Но зачем? Медведем его никогда не называли, разве что Волком. И зачем им Маришка?
– Сука, – чужой крик, подхлестывает посильнее чем звучащий следом выстрел. Нет, нас уже не видно, и стреляют не в меня. Но я понимаю, что не успею укрыть девочку и предупредить ее отца. Несусь к выходу из дома. На улице больше шансов у нас. Но как я буду жить, зная, что человек которого я люблю, скорее всего сейчас умирает? А я ничего не сделала для того, чтобы его спасти. Просто сбежала. Да, мать его, я люблю Ярцева, и у меня больше нет сил скрывать это от себя и от всего мира. Конечно, он никогда бы не стал моим. Но я бы знала, что он живет где-то рядом, и была бы счастлива этим. Не могу без него, он нужен мне. Эти двое людей большой и сильный и маленькая беспомощная девочка, чужих и недосягаемых, стали мне семьей. Слезы слепят, сердце выламывает кости в грудине. Маришка в моих руках тихо поскуливает. Куда бежать, если никому не веришь? Где укрыться? Где спрятать мое рыжее солнышко? Нет ни одного ответа у меня.
– Вера, мамам Вера, – голос малышки меня выводит из состояния странного ступора. Оглядываюсь по сторонам и не понимаю, где нахожусь. Вокруг деревья, темнота, снег. Ноги в дурацких тапках явно заледенели, но холода я не чувствую. Слышу шум машин в отдалении. Надо собраться силами и идти туда искать спасения.
– Что малыш? – стараюсь говорить ровно, чтобы голос не дрожал, но девочка очень хорошо чувствует мой страх.
– Папы нет больше, да?
– Ну что ты? Он никому не позволит себя победить. Твой папа…
– Ты врешь. Я ведь знаю, – малышка не плачет. Ее взгляд так и остается пустым и безучастным. И это пугает меня до одури. Падаю на колени перед девочкой, которая безжизненно лежит на земле. Не помню когда и зачем я разжала руки. Наверное от бессилия побоялась ее уронить. Теперь нужно идти. – Дядя Игорь и мама там были. Но ведь они же не могут быть злыми. Они же семья.
– Маришка. Что ты такое говоришь? Что? Кто там был? Детка, помоги мне.
– Мама и дядя Игорь, – шепчет девочка. Больше мне не удается добиться от нее ни одного слова.
Машину удается поймать почти сразу. Мужчина, сидящий за рулем испуганно смотрит на меня в зеркало заднего вида. Я представляю, как выгляжу сейчас, но мне плевать. Маришка спит у меня на коленях. Испарина на лобике и пунцовые щечки малышки мне совсем не нравятся.
– Девушка, что случилось с вами? Может в больницу малышку отвезти. Да и вам не помешает осмотр, – наконец нарушает молчание добрый самаритянин. – Я еду в соседний город. Там ЦРБ.
– Да, пожалуй. Моей дочери плохо, ей нужна помощь. Только мне нечем заплатить вам, – сквозь слезы лепечу я, чувствуя ледяной холод исходящий от моей малышки. Мне страшно за мою девочку, больно до безумия от горького чувства утраты того, кто так и не стал моим. И от того, что я не смогла его спасти. Но я все же лелею надежду на маленький шанс, что Макара не смогли застать врасплох мерзкие убийцы, которых он считал своей семьей, любил наверное и содержал.
– Эх, девочка, ты совсем что ли в людей не веришь? – открыто улыбается спаситель.
– Не верю, – шепчу в ответ. – Больше нет.
Нас принимают нехотя в больнице. Без документов, денег и похожие на бомжей девочка и женщина с безумным взглядом никого не интересуют. Лишь состояние Маришки смягчает сердца заспанного персонала. Ее у меня забирают. Буквально вырывают из сведенных судорогой рук, и от этого хочется кричать и биться в стены, но сил у меня нет даже на это. Тупо пялюсь в маленький телевизор, висящий на стене приемного отделения, просто для того, чтобы не сойти с ума. Но то, что транслирует крошечный экран, совершенно лишает разума. На нем полыхает пожаром знакомый дом. Звука нет, но мне и не нужно ничего слышать. Я и так все знаю. И не представляю, как жить дальше, и что говорить
