Она не могла себе это сформулировать, и от этого было еще обиднее.
Телефонный звонок раздался в тот самый момент, когда новая порция слез изготовилась пролиться на щеки. Лиза шмыгнула носом, с силой зажмурилась, загоняя слезы туда, откуда они стремились просочиться, резко открыла глаза, взяла трубку и решительно сказала:
— Слушаю!
— Слушай и не вздумай пререкаться! — еще более решительно отозвалось в трубке голосом Зои Ляховой. — Ты завтра поедешь к нам на дачу.
— Зачем? — не поняла Лиза.
— Дышать свежим воздухом, наслаждаться последним теплом, есть вкусные шашлыки. Мой Толик готовит потрясающие шашлыки!
Лиза сроду не бывала в гостях у Ляховой, понятия не имела, что у нее есть дача, и знать не знала Толика, который, судя по всему, был Зоиным мужем. Конечно, в последние дни она несколько сблизилась с Зоей, именно ей первой позвонила после сегодняшнего инцидента, но приглашение на дачу в Лизином понимании было каким-то особым дружеским шагом.
Или Ляхова вновь что-то затеяла?
— Спасибо, конечно, но я как-то не готова… — проговорила Лиза осторожно. — И вообще, у меня же завтра с утра занятия у девятиклассников.
Эти занятия, а, точнее, занятие — одно-единственное, в девятом «Б»! — было острым гвоздем в субботнем расписании Лизы. «Гвоздь» торчал в самом неподходящем месте, третьей парой, дырявил и рвал весь субботний день. Еще в конце августа, когда составлялось расписание, Лиза попыталась было предельно деликатно воспротивиться (явный протест она себе позволить никак не могла), на что тут же получила далекий от деликатности ответ методиста, составляющего расписание: «А кого я на это время в девятый “Б” поставлю? Все, кого могу поставить, люди солидные, не буду же я их дергать. А ты молодая, вытерпишь как-нибудь». Методист тоже была из «солидных», составлением расписания занималась лет двадцать, ко всяким претензиям притерпелась, хорошо знала, кому следует идти навстречу, а кто пусть сам навстречу идет. Лиза Саранцева относилась к последним.
— Какие еще занятия?! — возмутилась Ляхова. — Нет у тебя завтра никаких девятиклассников! Их вообще завтра нет!
— А куда они денутся? — несколько растерялась Лиза.
— Они денутся полным составом на какую-то городскую конференцию по профориентации. Наших гимназеров будут уговаривать дружными рядами двинуть после девятого класса в профтехучилища! Нужные народному хозяйству рабочие профессии получать. Представляю наших дивных деток у токарных станков! — захохотала Зойка. — А что, нормальное дело! Зря, что ли, наш Качарин старается, трудовым воспитанием занимается!
— А-а-а… — протянула Лиза, что-то смутно вспоминая, — конференция…
— Директриса еще два дня назад предупредила, и на доске объявлений информация висит. А ты, конечно, у нас учительница литературы, ты объявлений не читаешь, ты только что-нибудь из классики! И помнишь что-нибудь только из Достоевского! — съехидничала Зойка.
Лиза молчала, ответить ей было действительно нечего. Объявления она не читала, информацию о конференции пропустила мимо ушей — проблемы нужных народному хозяйству рабочих кадров ее не занимали, а то, что благодаря этой проблеме у нее самой высвобождается суббота, она как-то не сообразила.
— Поэтому завтра, в десять, поедешь к нам на дачу, — командирским тоном сообщила Ляхова. — И оставь все свои «готова, не готова». Не на бал собираешься.
— А на чем к вам ехать? — Лиза совершенно четко поняла, что от Зойки не отвертеться, да и стоит ли? Погода действительно хорошая, шашлыки наверняка вкусные… Правда, придется сейчас идти в супермаркет, еще чего-нибудь вкусного покупать — не отправишься же в гости с пустыми руками?
— На попе ты поедешь! — фыркнула Зойка. — Сядешь и поедешь.
— То есть?..
— Саранцева! Ты точно соображать стала туго. Сядешь в машину Гриневича, и он отвезет тебя к нам на дачу.
— А он согласится? — спросила Лиза.
— А чего бы ему возражать? — удивилась Зойка. — Ему что прямиком ехать, что к тебе завернуть, без разницы.
И повесила трубку. А Лиза подумала, что, наверное, и впрямь без разницы — с Лизой ехать или без нее… Своей попой она уж точно сиденье в машине не продавит.
И в этот момент вновь зазвонил телефон.
— Это я, Гриневич, — представился Володя так, словно виделся с Лизой от силы пару раз, причем не позже, чем пару месяцев назад.
— А это я, Саранцева, — в тон ему ответила Лиза.
В трубке повисла пауза, после чего Володя сказал:
— Тебе Зойка звонила?
— Только что.
— Так ты как, поедешь?
— А ты не против?
— Я? А почему… — Гриневич запнулся, — должен быть против?
— Ну… мало ли…
— Лиза, ты на что-то обижаешься? — неожиданно спросил Володя. — Может, на то, что я к тебе домой завалился да еще и Казика привез? Или я что-то еще не так сделал? Или что-то не то сказал? А, может, ты из-за чая?
— Нет! О чем ты? — поспешно проговорила Лиза. — Все совершенно нормально! Честное слово! Я поеду к Зое, если ты за мной заедешь, будет хорошо, я ведь не знаю, как до нее добираться. И я ни на что не обижаюсь!
Она действительно ни на что не обижалась. Хотя было, было… И в мгновение прошло. Вот ни с того ни с сего обида появилась и опять же без всякой видимой причины исчезла.
У Лизы обычно ни с того ни с сего ничего не возникало и без всякой видимой причины не проходило.
Ей очень понравилось на даче у Ляховых.
Выкрашенный зеленой краской домик, окошки которого прикрывали веселенькие занавесочки в горошек. Рябины и яблоньки меж ягодных кустов с красно-желтыми листьями, напоминающими яркую аппликацию. Беседка с круглым столом и пахнущими свежим деревом скамейками. Большой мангал, явно рассчитанный на многолюдную компанию. Свежий воздух вперемешку с ароматом жареного мяса и запахом увядающей травы…
Зойка, в полинялых спортивных штанах, старой болоньевой курке и растоптанных ботах, зычно покрикивающая на свое семейство, — здоровенного, с широченной спиной и могучими руками мужа, бывшего метателя молота, и почти не различимых по возрасту мальчишек, похожих на два крепких гриба-боровика. Зойка «гоняла» своих мужиков, словно нерадивых школяров по спортзалу, но при этом именуя мужа исключительно Толиком, а сыновей — Ванюшей и Петрушей. Те в ответ называли ее Зоинькой и мамулей.
Володя, в отличие от своей подруги, в новых джинсах, васильковом джемпере и темно-синей куртке, подчеркивающих его почти идеальную фигуру гимнаста, со знанием дела орудующий около мангала. Он перешучивался с Толиком, лихо помогал таскать всякую утварь Зойке, с удовольствием возился с пацанятами, и сразу было видно, что он здесь все знает, он здесь совершенно свой, почти член семьи. Гриневич не оказывал Лизе нарочитых, как в школе, знаков внимания, но он почти всегда оказывался рядом, когда Лизе вдруг что-то требовалось, и все ее нужды — конечно же очень мелкие (на уровне полотенца, чтобы вытереть руки, или ножа, чтобы отрезать кусок мяса) — мгновенно исчезали благодаря Володе.
