завопила Лиза.
Отчим тут же её отпустил, растерянно поморгал, подошёл к окну и уставился на улицу. Петрович не с первой попытки, потому что руки ходили ходуном, подтянула штаны и, еле сдерживая слёзы, выскочила из кабинета.
Дежурная жена чистила на кухне картошку. На Лизу она, естественно, не обратила внимания.
Лиза надела шапку по самые брови. Руки всё ещё тряслись, как, в принципе, и все остальные части тела.
«Вот тебе и особая способность. Я думала, она заставляет мужиков хорошо ко мне относиться».
Она вышла на крыльцо и только сейчас поняла, что лицо залито слезами. Лиза попыталась вытереться рукавом, но выделанная кожа справилась плохо.
«Надо поосторожней этим пользоваться. Видно, улыбочка в мужчинах желание сексуальное вызывает, или типа того. А реакция зависит от конкретного человека».
Она, постепенно успокаиваясь, спустилась с крыльца, зашарила в сугробе. Нащупала арбалет, запихнула его в пустой рюкзак и пошла домой.
«Воспитанные, сдержанные, естественно, бросаться на меня не будут. А такие, как отчим, то есть те, кто привык получать всё и сразу… Да уж. Надо поосторожней».
Мать нашлась в дальней комнате. Она сидела за письменным, прикрытым кружевной скатеркой столом, и раскладывала потрёпанную колоду карт Таро. Правой ногой Юлия покачивала кроватку, в которой сопела младшая сестрёнка.
— Разложить тебе? — вполголоса спросила женщина, не оборачиваясь на стук двери.
Лиза поморщилась:
— Не надо.
— Зря, дочка. Сегодня день хороший, карты говорят с большим удовольствием. Мне даже кажется, я их слышу.
— Скажи, почему ты не проверялась на магические способности? — Девушка почесала зудящий лоб, подошла к столу и требовательно заглянула матери в глаза.
— Тише. Глашеньку разбудишь, — прошептала Юля.
— Так почему? — послушно понизила голос Лиза.
Мать пожала плечами:
— В молодости я даже не знала, что так можно сделать. А потом твой отец…
— Отчим.
— Отчим, — вздохнула Юля. — В общем, ты же знаешь, как он относится к колдунам.
— Нормально относится. Потребительски.
— Так-то оно так, но на ферме ни одного мага не живёт. Да и смысл проверять? Откуда могут быть способности у меня?
— Ну, не знаю, — зло шепнула Лиза. — Оттуда же, откуда и у всех.
— Я невезучая, — жалко улыбнулась Юля. — Неинициированные колдуны могут и до того, как, ну… в общем, они сразу могут всякое делать. У меня даже зачатков таких способностей нет.
— Но карты-то с тобой «разговаривают»! — громко сказала Лиза.
— Тише! Пойдём. Глаша только-только заснула.
Мать перестала качать кроватку и пристально посмотрела на младенца. Девочка чмокнула губами, но не проснулась.
— Это просто такое выражение, — виновато сказала Юля уже за дверью. — Естественно, они не говорят. Это просто картинки… А то, что они выпадают в ответ на вопрос так, что жуть берёт от их точности… Не знаю, как это объяснить, дочка. Сама не понимаю. И до Конца Света люди гадали, ничего мистического в этом нет. Просто развлечение. Костыли для интуиции.
В зале никого не было: баба Софья повела старших детей в общий дом, в котором женщины поселения срочно устроили представление кукольного театра, чтобы малышня забыла о том, как перед ними избивали человека.
— Ну да, конечно, — язвительно сказала Лиза, бросила на диван рюкзак и плюхнулась рядом с ним. — Просто развлечение, за которым к Дмитричу идут десятки человек в неделю, и платят не только продуктами, но и гораздо более ценными вещами. Да он пользуется тобой вовсю! И при этом не даёт проверить магический потенциал! Это чтобы ты чувствовала себя ничтожеством и не свалила в закат. Комплексы твои взращивает, впрочем, как и у всех. Чтобы беспрекословно слушались и в ножки кланялись. Урод старый.
Как всегда, ненависть к отчиму после встречи с ним раздулась до немыслимых пределов. Сейчас, после того, как Лиза выплюнула все эти злые слова матери в лицо, должно стать чуть легче. Не сразу, конечно, а постепенно, но ненависть всё же сдуется до приемлемых величин.
— Лиза, ты что! Нельзя так об Олеге, он наш благодетель, в конце концов! — ужаснулась Юля. — И нет у меня никаких комплексов, я всего лишь реально себя оцениваю. И тебе стоило бы так поступать! — повысила голос она. — Тем, кто адекватно к себе относится, жить гораздо легче!
Лиза закатила глаза и вздохнула:
— Ладно. Извини. Я устала просто.
— Тяжёлая дорога? — с готовностью пошла на примирение мать. — Дочка, я же сразу говорила — глупая затея. И опасная. Женщине лучше дома быть, заниматься спокойным, мирным и полезным делом. Я уверена, Олег совсем скоро жениха хорошего тебе подыщет…
Лиза едва удержалась, чтобы снова не сказать какую-нибудь гадость. Мать вообще была единственным человеком, с которым девушка не отмалчивалась. Зачем, если это — мама?
— Всё хорошо с дорогой. И заработала хорошо.
— Ну… я вижу, — нехотя признала Юля. — Красивый рюкзак. Совсем новый, да?
— Там куртка ещё, в сенях, ты оценишь. Мам… Кто мой отец?
Если бы не накопившаяся усталость, порка на зерносушилке и страшная реакция отчима на улыбку, возможно, Лиза не стала бы брякать так, напрямую. Юля поджала губы, отвела взгляд:
— Пойду посмотрю. Курточку.
— Мама!
— Что? — пошла красными пятнами мать. — Зачем? Я ведь уже говорила тебе — он был сволочью! Какая разница? Вспоминать даже не хочу. Не мучай меня, Лиза.
— Мама! — вскочила Лиза с дивана. — Мне уже не десять. Мне надо знать! Со мной такое происходит! — Она машинально потёрла лоб. — Сила… Вендиго, мать его, голову отпилила! Если хочу, не видят, мам! Это ненормально! А присказка с исчезновением? А магия не передаётся к детям, между прочим! И улыбаться, или не улыбаться? Или мне кажется, и это всё случайность, и никаких улыбок странных нет?
Юля села на краешек дивана, прижала руки к щекам и с испугом смотрела на дочь. А та стала мерять шагами комнату, выкрикивать слабо связанные между собой слова и чесать голову.
— Чего-то сто́ю! Или ничего? Что такого ужасного, мам? Почему родила в пятнадцать? Если ты меня любишь, скажи! Или я обуза всегда? Карты твои, ты сознательно голову в песок! А я не хочу в песок, если есть, надо пользоваться, а если опасно, то отказаться полностью!
Юля убрала руки от щёк, но закрыла глаза. Плечи её затряслись, послышались всхлипывания. Лиза сразу утратила воинственность, села рядышком, обняла:
— Мам, ну, не плачь. Не надо. Молоко пропадёт, мам. Прости. Но мне, правда, лучше бы знать. Ты ведь сама понимаешь.
Юля плакала.
* * *
Олег Дмитриевич почему-то не помнил, как ушла падчерица.
— Неужели старость подкрадывается? — пробормотал он, отворачиваясь от окна. — Или девка опять какую-то херню устроила? Хотя с чего бы? Она уходила уже, даже за ручку двери взялась. Это помню, а дальше? Почему я у окна стоял?
Хозяин фермы устало сел за стол. Отбил пальцами марш на деревянной столешнице
