двум ополченцам.
Один из них был как раз тем копейщиком, избежавшим гибели, так что он с благодарным рвением исполнил приказ, отнёс спасителя к сторожке, куда не доберётся враг и не долетят стрелы.
— Благодарю, малёк! Если ли б не ты, плакать моей жинке. Едва за Кромку не отправился.
На Живко смотрело щербатое морщинистое лицо с проредью жёлтых кривых зубов. Изо рта пахло немногим лучше, чем из выгребной ямы — это отчасти и привело в чувства.
— Я помо… Агркх! — Живко попытался встать, но рёбра резануло острой болью.
— Тихо, тихо, малёк. Не ерепенься. Лежи тут, отдыхай. А мы уж как-нибудь… Это что за?!.. — лицо копейщика резко изменилось, но смотрел он не на Живко. В затем и вовсе закричал: — Господарь! Господарь! Они с реки прут!
━─━────༺༻────━─━
Дражко первым ворвался в лагерь, сходу зарубил двух саксов, бежавших прочь.
Всадники обрушились неровной линией. Руяне держали строй, селян быстро разбросало кого куда, но враг захлебнулся кровью.
Селяне не умели сражаться верхом, поэтому они спешились и под присмотром Цедрага устроили бойню. Гридни же направились дальше, к шатру Людольфа.
По дороге попался столб, к которому их привязывали. Дражко еле сдержался, чтобы не спрыгнуть с седла и не вырвать проклятое бревно с корнем.
Мысль прервала тревога — чутьё снова предрекало неприятность.
— Стой! — воскликнул он почти достигнув шатра.
— Что такое, Дражко? — Заведённый битвой, с ним поравнялся Удо.
— Убежит граф! — торопил Сбыслав.
Ткань шатра волновалась под порывистым ветром, вокруг творился хаос. Оставшиеся в лагере саксы отступали со слишком большим рвением.
— Ну же! — Девятко горящими глазами наслаждался страхом, охватившем врага.
Но Дражко развернул кобылу.
— Отходим.
— Что?! — Сбыслав не хотел соглашаться с решением, но потянул поводья.
Вдруг полотна шатра раскрылись, и наружу хлынули лютичи. В тот же миг остальные саксы, недавно бежавшие со всех ног, ринулись в атаку.
— Живее! — Дражко пустился в галоп. — Удо, труби в рог!
Услышав сигнал, Цедраг повёл пеших селян прочь. Руяне прикрывали отход, прорубая собственный путь к опушке. В спины полетели редкие стрелы, но все — мимо.
Выскочили несколько копейщиков, шустро построились для встречи всадников — пришлось сворачивать, чтобы не завязнуть в схватке. Всеслав, воевода лютичей, отправил часть людей наперерез. Дражко быстро огляделся, убедился, что от селян отстали, повернул кобылу в узкий коридор, ещё не заполненный врагами и снова пустился в галоп.
Удо, Сбыслав, Девятко и Молчан тут же последовали за ним. Сейчас всё зависело от скорости и удачи — саксы уже ринулись в их сторону, лютичи уже слишком близко. Исход решат считанные секунды.
Прижавшись к лошади, Дражко оценивал ситуацию. Кажется, всё получится — собравшиеся саксы не успевали перехватить их, лютичи отставали — видимо, тоже прикинули шансы и решили не тратить лишние силы.
Как вдруг:
— А, зараза! — Восклик Молчана сопроводился ржанием упавшей лошади и грохотом.
Тяжёлый зверь подвернул ногу, кувыркнулся, придавил седока всем своим весом, оставив на растерзание врагу.
Дражко потянул поводья, готовый уже плюнуть на всё, но Удо вовремя образумил его:
— Не поможем! Бежать надо! Бежать — и тогда отомстим выродкам!
— Р-р-ра-а! — взвыл Дражко.
Но послушал совета и снова ринулся прочь.
Когда пересекли границы лагеря, саксы наконец отстали. Однако лютичи продолжили преследование, теперь нацелившись на селян, которые ещё не достигли опушки.
Дражко остановил всадников рядом с Цедрагом, оглянулся.
— Прут, — кивнул в сторону лютичей.
— Прут, гады! — зло воскликнул Девятко.
Издали было видно, как добивают Молчана. Кровь закипала от жажды отомстить.
Селяне наконец добрались до леса. Вернулись не все, но Большак выжил и, судя по окровавленному топору, хорошо погулял среди ненавистных саксов.
— Тогда в лес. Цедраг, проследи, чтобы ничего не сорвалось.
— Конечно, батька. Н-но! — Цедраг отправился за селянами, уже скрывшимися в роще.
— Нам тоже пора, — напомнил Сбыслав.
Лютичи приблизились на расстояние броска сулицы.
И скоро они пожалеют, что решили присоединиться к людольфовым ублюдкам.
━─━────༺༻────━─━
Стену у реки без присмотра не оставляли, но основные силы были брошены на противоположную сторону. Ариберт возглавил сборный отряд поддержки, куда вызвался и Векша, чему многие удивились. Два драккара под обстрелом примкнули к узкой полосе крутого берега, подняли лестницы, закинули крюки и полезли наверх.
Многие падали, разбивались о камни у подножия крепости, о борты кораблей или с брызгами ныряли в воду.
— Хорошо летят! — радовался Векша, бросая булыжник через бойницу.
Внизу справ снова раздался вопль грохот и ругань. Лютич повернулся достать новый камень, но на прежнем месте оказалось пусто.
— Княжич! — воскликнул он. — Беда — нечем супостатов закидывать!
Не только камни — стрелы и сулицы подходили к концу. А вот даны продолжали карабкаться по валу.
— Рубите крюки! — Ариберт выхватил топор и сам принялся показывать пример. — Рубите и отводите лестницы. Громыха, возьмись!
Громадный гридень Теслава промчался мимо с бревном в руках, поддел верхние ступени, потянул… Тут над частоколом вырос дан с мечом наготове.
Громыха понимал — не успеет закрыться. Вражеский клинок уже начал опускаться, грозя скорой гибелью, оставалось лишь сильнее толкать лестницу. Опрокинуть её прежде, чем сталь вонзится в плоть.
Вдруг между ними выскочил Векша, подставил под удар щит, а затем полоснул топором в ответ. Когда дан рухнул на борт драккара, прибив собой ещё одного викинга, лестница наконец поддалась и с треском повалилась в реку.
— Я уже дважды спас твою жизнь, великан, — осклабился Векша. — Боги меня покарают за такую доброту к чёртовым ваграм, так что за тобой должок.
Громыха хотел возразить, только слов не нашлось. К тому же враг добрался до частокола, и времени на споры не осталось. Он ринулся в новую схватку, где можно выплеснуть негодование.
Настало время вплотную заняться рубкой. Викинги делали последний рывок, с отчаянной яростью бросались на копья, топоры и мечи, окропляя собственной кровью брёвна частокола и крутой склон крепостного вала. Ариберт в первых рядах встречал гостей. Глаза заливали пот и багряные горячие брызги, рука раз разом поднималась, чтобы обрушиться на новую цель, не обращая внимания на усталость.
Это продолжалось недолго, но казалось вечностью. Поэтому, когда даны осознали никчёмность попыток и начали возвращаться на драккары, княжич радовался, будто выиграл всю битву.
Изнеможённые, покрытые кровью, вражеской и своей собственной, гридни с ликованием провожали бежавших викингов, кричали оскорбления, смеялись, плевали вслед.
— Трусливые бабы! — завёлся Векша. — Гребите, гребите отсюдова! — и добавил, грубо коверкая язык данов: — Франкские шлюхи!
С единственного отчалившего драккара тоже летели ответы, но разобрать их было трудно. Ариберт взглянул на оставленный у подножия корабль, усмехнулся.
— Хорошее судно, — со знанием дела подметил Векша. — Быстрое и крепкое.
