как судьба. Судьба — это последствия действий всех людей на планете за всё время существования человечества, включая предыдущие жизни. То есть судьба — это карма. И у каждого она своя. В нашей жизни происходят только те события которые мы или допустили, или заслужили.
— И что делать, если у человека тяжелая судьба? Страдать? — с трепетом спросил Страхов и замер.
— Служить Богу.
Страхов опустился в кресло и положил голову на руку, закрыв ладонью половину лица. Лектор присел напротив него, закинув ногу на ногу и сложив руки на животе. Оба думали о том, что только что произошло и сто означали все прозвучавшие слова.
— Ваша работа намного эффективней моей, — с болью в сердце произнес Страхов.
— Почему же ты так решил? — удивился лектор.
— Я борюсь с преступниками, а вы — с типом мышления, — ответил Страхов, затем поднялся и, пожав руку лектору, попрощался с ним.
Страхова чрезвычайно воодушевило учение индуистов, всё с этими знаниями стало так ясно, очевидно и даже Гегель теперь, казалось, писал о том же. И после долгих раздумий, он убедил себя, что принимает Бога, соглашается с ним, и, довольный существованием высшего разума, сел в самолет, направляющийся в Москву.
Глава 12. Два брата
Самолет приземлился в 4 утра, и к восьми Страхов уже был на пороге своего дома. Он хотел поскорее переодеться и поехать в центр, чтобы завершить все дела, которые пришлось отложить ради поездки в Краснодар. День обещал быть ужасным.
— Ты серьезно занялся этим вопросом, — едва очнувшись ото сна, шепотом произнесла Наташа, когда выслушала рассказ Страхова о поездке, и добавила осторожно, — Мы никогда не говорили о вере.
— Я сам не ожидал от себя такого, — пожал плечами Страхов, пытаясь найти свежий костюм в гардеробе.
Наташа встала с постели, подошла к Страхову и вынула из шкафа выглаженную рубашку и брюки. Затем, заглянув в лицо жениху, тихо спросила:
— Почему ты это делаешь?
Страхов, отложив новые вещи, взял Наташины нежные руки в свои и, опустив голову, прижался лбом к ее лбу.
— Я пока не могу тебе сказать, — вполголоса проговорил он, — Все слишком бессвязно в голове. Когда в библиотеку привозят новые книги, старые книги снимают с полок с полок и оставляют на полу, а потом заново выстраивают порядок. Сейчас все, что я знал, лежит на полу, я пытаюсь выстроить что-то новое.
По плечами и рукам Наташи пробежали мурашки, она поцеловала Страхова в губы и, отпустив руки, вернулась в постель.
— Что говорит твой психотерапевт? — спросила она, устраиваясь под одеялом.
Страхов отвернулся и промолчал.
— Ты не говоришь с ним о Боге, — догадалась Наташа.
Женя отрицательно покачал головой.
— Мне кажется, это связано с твоим отцом, — предположила она.
— Почему ты так решила? — вытянувшись, как струна, резко спросил Страхов.
— Бог — наш первый отец, — говорила Наташа, сидя на постели и глядя в окно, — Очень трудно ему доверять, если были проблемные отношения с биологическим отцом.
Страхов вопросительно посмотрел на невесту. Наташа смутилась и, пожав плечами, добавила:
— Так говорят.
Ей на секунду стало совестно за свои безрассудные неразумные слова, и она кинула осторожный взгляд на Женю, проверяя его реакцию. Он, тихий и задумчивый, стоял, сморщив лоб и насупив брови, бессмысленно перелистывая белые страницы нового постановления. Его взгляд выражал тот особый вид мучений, который преследует ищущего человека, который чувствует, что ответ прямо перед ним, но не может его найти.
Убедившись в том, что опрометчивые слова его не взволновали, она погрузилась в размышления. «От чего мне стало так тревожно?» — спрашивала она себя. Но ответ не приходил, только волнительное и странное чувство рождалось в груди от разговоров о Боге. Когда Женя ушел в душ, она вышла из спальни и подошла к полке с книгами. Пробежав тонкими изящными пальчиками по корешкам книг, она вынула «Воскресение», вернулась в кровать, открыла роман на случайной странице и стала читать.
— Мы и правда никогда об этом не говорили, — сказал Страхов, высушивая мокрые волосы полотенцем.
Наташа испуганно вздрогнула от внезапного возвращения Жени в комнату.
— Ты читаешь «Воскресение»? — удивленно спросил, заметив книгу в руках Наташи.
— Руки сами взяли, — не отрываясь от чтения, пояснила она.
Страхов сел на кровать рядом с невестой и с замиранием сердца чуть слышно спросил:
— Ты думаешь, он есть?
Наташа встрепенулась, отложила книгу в сторону и стала отвечать дрожащим голосом:
— Я не знаю. У меня никогда не было необходимости серьезно об этом думать. Вся моя жизнь такая понятная, в ней не было место для этих размышлений. Логика, этика и литература — это все, на что я опиралась. Но я точно знаю, что не только от нас одних зависят результаты наших действий и наше будущее. На земле так много людей, и каждый миг то, что они делают, влияет на нас…
— Аннушка уже разлила масло.
— Да, именно. И мы не можем знать, кто, как и когда повлияет на нашу жизнь, но это произойдет.
Они просидели в тишине несколько мгновений, прежде чем услышали шорох за стенкой и почувствовали аромат ванильно-цветочных духов. Страхов глубоко вздохнул и, встав с постели, продолжил собираться. Наташа поднялась с кровати и, уложив в сумку тетради, пошла на кухню, чтобы приготовить завтрак. Она накрыла на стол и заставила Лену и Женю за него сесть, хотя оба пытались отнекиваться.
Когда завтрак был съеден, Наташа осталась наводить порядок на кухне, а Страхов ушел в зал, чтобы позвонить главному врачу и предупредить о своем скором приезде. Лена, уже стоявшая в дверях и собиравшаяся уходить, решила задержаться, когда увидела брошюру со вчерашней лекции Страхова. Она сняла туфли и непринужденно, делая вид, что забыла что-то нужное на стеллаже в зале, подошла к Страхову.
— О, а я знаю этого лектора, — воскликнула она и пренебрежительно добавила, — Он слишком категоричный. Я не люблю категоричных людей.
Страхов вспыхнул.
— А что для тебя
