возвел нас к служению Тебе». Возмущенная изменениями, внесенными Капланом в этот текст, группа ортодоксальных раввинов отлучила его от общины и публично сожгла его молитвенник.
Должен признаться, что меня всегда привлекали люди, находившие мужество и силы отстаивать свои взгляды вопреки многовековой традиции и мнению большинства.
Именно понятие Jewish Peoplehood стало стратегией и идеологией фонда «НАДАВ», про который я расскажу ниже.
Увы, если на иврит Jewish Peoplehood еще смогли перевести как «амиют», то в русском языке точного и емкого аналога найти не смогли. Английский суффикс «-hood» похож на русский суффикс «-СТВ-»: материнство, отцовство, братство, — но все-таки означает скорее состояние, чем восприятие и действие. Существует еще такое традиционное выражение «быть евреем». Оно предполагает не только соблюдение заповедей, но и признание себя частью еврейского народа и готовность жить и действовать ради него. Это очень емко сказано в Талмуде: «коль Исраэль арэвим зэ бэзэ», что можно перевести как «все евреи отвечают друг за друга», или, иначе говоря, «один за всех — и все за одного».
Впрочем, в наши дни приходится защищать само понятие «еврейский народ». Противников этого термина мы можем найти как в правом, так и в левом лагере. Например, многие ультра-ортодоксальные евреи считают, что еврей — это прежде всего человек, ревностно соблюдающий библейские заповеди. И именно себя, в отличие от светских евреев, они считают «избранным народом».
С другой стороны, есть и те, кто отрицает само понятие «еврейский народ». Так, в 2008 году вышла в свет и быстро стала международным бестселлером книга бывшего израильского коммуниста профессора Шломо Занда «Кто и как изобрел еврейский народ», в которой он страстно пытается доказать, что еврейская история — это миф, а понятие «еврейский народ» не более чем идеологический и пропагандистский штамп. Увы, в этом он перекликается с товарищем Сталиным, который еще в 1913 году в статье «Марксизм и национальный вопрос» отказывал евреям в праве называться нацией и смеялся над понятием «общность еврейской судьбы».
Я категорически не согласен с подобным подходом. Да, на протяжении веков, если не тысячелетий, мы были разбросаны по всему миру и у нас не было своего государства. Мы были вынуждены приспосабливаться к окружающей нас культуре других народов, мы говорили на разных языках, по-разному одевались, по-разному выглядели. Наше многообразие, которое я считаю благословением, а не проклятием, особенно наглядно проявляется в Израиле — от привычек вести себя в обществе до кулинарных предпочтений.
При всем при этом я верю, что мы были и остаемся единым народом.
Нас объединяла не только Тора и традиции, но и иврит, который сохранялся практически во всех общинах как священный и литературный язык, а также система ценностей, или ментальность, к которой можно отнести предприимчивость, любопытство, трудолюбие. В этой системе огромная роль отводилась образованности и начитанности. Можно вспомнить и заповедь пидион швуим (выкуп пленных), которая обязывала евреев выкупать своего единоверца, захваченного в плен во время войны, попавшего в руки работорговцев или разбойников либо несправедливо удерживаемого властями в заключении. Наши мудрецы считали эту заповедь одной из священнейших. Можно приводить много примеров исполнения этой заповеди в древности и в Средневековье, но я хочу подчеркнуть, что и в наши дни именно она стоит за кажущимися кому-то «нерациональными» решениями израильского правительства, которое, например, согласилось обменять сержанта Гилада Шалита, в течение пяти лет находившегося в плену у боевиков ХАМАСа, на 1027 палестинских террористов.
И еще нас объединяла мечта: каждый год на протяжении веков евреи во всех общинах — от Китая и Индии до Дикого Запада — завершали пасхальную трапезу словами «В будущем году в Иерусалиме». Мои предки в белорусских местечках тоже повторяли эту фразу из года в год. И вот их мечта сбылась: в XX веке было построено Государство Израиль, и населяют его среди прочих потомки тех самых белорусских евреев.
Впрочем, как это часто бывает, осуществление самых возвышенных мечтаний и целей не влечет за собой автоматического разрешения всех остальных проблем.
Так, выяснилось, что в современном Израиле религия не столько объединяет, сколько разъединяет еврейский народ, а политическая деятельность религиозных партий только усиливает отчужденность светского населения от религиозного. В любом демократическом обществе есть напряженность в восприятии друг друга между богатыми и бедными, но в Израиле к этому добавляется еще и напряженность между выходцами из разных стран.
Нас, несомненно, объединяет коллективная память о жертвах среди еврейского народа. В Израиле во время всех религиозных праздников (за исключением Судного дня[99]) вы найдете открытые магазины, работающие кинотеатры, кафе и рестораны; но два вечера в году — накануне Дня памяти павших в войнах Израиля и жертв террора и Дня катастрофы и героизма восточноевропейского еврейства — абсолютно все будет закрыто.
Существует также непростая проблема взаимоотношений между израильтянами и евреями, живущими в других странах. Пожив немного на Земле обетованной, я стал замечать определенный эгоцентризм коренных израильтян. По отношению к евреям галута (ивр. диаспора) они — немного высокомерны и зачастую ожидают от них безусловной поддержки Израиля. Мне показалось, что внутри израильского общества иногда недооценивают смысл и силу понятия «еврейский народ», половина которого живет за пределами страны.
Впрочем, и в диаспоре для многих евреев Израиль — это зачастую малознакомое, а иногда и чуждое государство.
Парадоксально, что с внешней, нееврейской точки зрения мы представляемся единым и сплоченным народом. Антисемиты при этом говорят о международном сионистском заговоре, а филосемиты — об особо талантливом «избранном народе». Но когда начинаешь погружаться в эту тему, изнутри видишь сплошные конфликты. Впрочем, будучи оптимистом, я считаю, что эти противоречия — признак того, что организм жив и постоянно развивается.
Чем больше я понимал глубину противоречий, разрывов внутри еврейского народа, тем больше значения придавал идее его сплочения.
Я оказался в Нью-Йорке в сентябре 2010 года, когда бывший тогда президентом Ирана Махмуд Ахмадинежад, неоднократно заявлявший, что сионистский режим надо стереть с лица земли и что Холокоста не было, впервые приехал на сессию Генеральной Ассамблеи ООН. И я видел, как все подступы к штаб-квартире Организации Объединенных Наций заняли евреи с лозунгами «Долой Ахмадинежада из ООН!». Тысячи, десятки тысяч — пережившие Холокост старики и ни разу не бывавшие в Израиле подростки. Одни в кипах, другие в галстуках, третьи с татуировками. И хотя я лично не участвовал в демонстрации, до сих пор помню это ощущение: нас не шесть — нас тринадцать миллионов[100]! Нас много!
Именно это понимание важности еврейской солидарности, чувство принадлежности к единой судьбе определило выбор первых проектов, которые начал
