больших колебаний (хотя, возможно, и не без тайных корыстных намерений) пополняли своими представителями гетманские правительства, органы власти Украинской Державы на местах.
Совсем не удивительно, что при таких обстоятельствах сколько-нибудь качественных прогрессивных изменений ждать от П. Скоропадского и его правительства не стоило. Семь с половиной месяцев гетманата предстают как однообразная целенаправленная цепь усилий, направленных на уничтожение завоеваний предыдущего этапа революции, бесцветного отката общества от достигнутых рубежей. Поэтому так категорически негативно относились к происходящим процессам лидеры Украинской революции[376].
Думается, в данном случае, вполне уместным будет проведение параллели (при всей условности их в истории): ситуация в Украине последнего месяца весны 1918 г. удивительно напоминала то, что происходило в России начиная с июля 1917 г. Правда, тогда не было оккупантов. Но захватившие в свои руки руководство страны кадеты попытались осуществить антиреволюционный, контрреволюционный курс, который быстро привел к эскалации Гражданской войны – корниловщине, захлебнувшейся только в силу превосходства потенций революционных сил.
Украина в 1918 г. не просто стала центром сосредоточения тех же лидеров, очень многих активных членов «Партии народной свободы». Их «исход» из столиц бывшей империи в Киев, приютивший потерпевших поражение политиков, привел к тому, что в правительствах П. Скоропадского они получили численное большинство и неоспоримое влияние. А предлагаемая кадетами стратегия и тактика, как и в 1917 г., неотвратимо вела к той же Гражданской войне.
* * *
Первыми антиукраинскими шагами гетманата стали запреты созыва Учредительного собрания, всех съездов оппозиционных украинских партий (V съезд УСДРП, IV съезд УПСР) и организаций (съезд представителей городов), которые для удобства проведения были назначены на близкие к Учредительному собранию дни (в то время была распространена практика посылать одних и тех же делегатов на параллельные форумы). Был запрещен II Всеукраинский крестьянский съезд, Всеукраинский рабочий съезд (территориальный). Однако эти «драконовские» меры не распространялись на краевой съезд партии кадетов (8–11 мая) и Всеукраинский съезд промышленников, торговцев, финансистов и помещиков (Протофис, 15–18 мая 1918 г.).
Работа всех перечисленных запрещенных форумов отмечалась желанием и готовностью масс бороться против контрреволюционного гетманата[377].
Общую атмосферу вспышек антигетманских настроений передает эпизод с попыткой преодолеть препятствование волеизъявлению крестьян. Крестьянские делегаты, вопреки запретам и репрессиям (арестам), прибыли в Киев и по ночам 8–10 мая под руководством украинских эсеров за городом проводили крестьянское вече, которое приняло ряд ярких антигетманских документов[378].
Даже Всеукраинский рабочий территориальный съезд 13–14 мая, несмотря на свой преимущественно неукраинский состав, решительно высказался против антидемократизма гетманата, выступил с решительным осуждением последнего и призвал к борьбе против него[379].
Естественно, что еще более категоричные оценки режима содержались в документах V съезда УСДРП и IV съезда УПСР[380].
Не имел гетманат авторитета и на местах, что практически исключало создание сколько-нибудь надежной вертикали власти.
Вместо распущенных органов местного самоуправления были назначены городские управы «старого дореволюционного состава»[381]. Еще сложнее выглядели отношения власти с земским самоуправлением, со Всеукраинским земским союзом, управу которого в апреле 1918 г. возглавил С. Петлюра. Союз встал в оппозицию к гетманскому правительству, а его председатель вынужден был обращаться с протестами против репрессий властей – как украинских, так и оккупационных. В меморандуме немецкому послу в Украине Мумму (сохранившаяся копия документа датирована 28 мая 1918 г.) С. Петлюра писал: «В связи с государственным переворотом везде на Украине начались аресты и заключения в тюрьмы без суда и следствия граждан Украины разного сословия. Ко мне как к председателю Всеукраинского союза земств обращаются и отдельные лица, и целые делегации с сообщением, что в одном месте арестованы земские гласные, а в другом члены земской управы, при чем в некоторых случаях, как вот в Липовке на Киевщине, даже запечатаны помещения этого учреждения. Я обращал уже внимание г. гетмана Скоропадского на эти недопустимые и нежелательные для спокойствия края аресты, указывая ему на большую опасность от этих арестов. Имея в виду, что часто подобные аресты осуществляются немецкими войсками, я считаю необходимым ваше, Ексцеленцие, внимание обратить на эти досадные и очень нежелательные явления.
…Я боюсь, Ексцеленцие, что от этого добра не будет ни Украине, ни вашему государству»[382], – предсказывал один из достаточно известных деятелей украинства.
Следовательно, можно, не рискуя ошибиться, утверждать, что украинское государство существовало в сложных условиях грабительской политики германской и австро-венгерской оккупации и внутренней политической и социальной борьбы между различными партийными, общественными и другими группировками.
С первых дней оформления режима П. Скоропадского политически активная часть общества заявила о своей совершенно определенной позиции на майских съездах: крестьяне (абсолютное большинство нации) – на крестьянском съезде и съезде УПСР, рабочие (преобладающая масса городского населения, особенно в промышленно развитых районах) – на рабочем съезде и съезде УСДРП, демократическая интеллигенция (национально самый сознательный элемент) – на съездах УПСФ, в значительной мере УСДРП и частично УПСР.
Если суммировать вполне очевидное, следует, что украинское крестьянство в союзе с рабочим классом и демократической интеллигенцией составляло то реальное, подавляющее, абсолютное большинство нации, народа, интересы которых и теоретически, и практически разошлись с вариантом общественного устройства, который силой навязывался Украине с 29 апреля 1918 г. И только идеологической ангажированностью, узкопрагматичной конъюнктурщиной можно объяснить позицию тех авторов, которые, откровенно пренебрегая вполне очевидными фактами, объективной истиной, пытаются доказывать не только правомерность и целесообразность переворота, но и широкую поддержку антинародного, антинационального режима.
Правда, подчас оставляя «лобовые» попытки защитить авторитарно-монархические идеи откровенными фальсификациями, явными передержками, в значительной мере дискредитирующими самих авторов, адепты «сильной руки» прибегают к несколько более эластичным, изощренным вариантам защиты не только теоретического анахронизма, но и конкретной практики 1918 года. Наглядным примером в данном случае может быть солидная монография правоведа А. Тимощука об охранном аппарате Украинской Державы[383].
Следует отметить, что в сугубо юридическом аспекте исследование содержит интересные наблюдения, на которые не обращали внимания другие специалисты (в частности, историки), оригинальные толкования сложных, противоречивых явлений и процессов, нетрадиционные, специфические оценки. Однако, часто соглашаясь в абстрактно-теоретическом контексте со многими юридическими квалификациями тех или иных общественных действий, их результатов, далеко не во всем можно принять предложенную автором формально-логическую схему подхода к конкретно-историческому моменту отечественного опыта, наименованного гетманатом.
Так, одной из предпосылок прихода к власти П. Скоропадского А. Тимощук считает наличие «анархо-криминальной ситуации в Украине» (подобным образом даже назван один из параграфов книги)[384]. А ситуацию эту, по мнению исследователя, создали Февральская и Октябрьская революции, рожденные ими государственные институты с их земельным законодательством, а также социалистическое законотворчество Центральной Рады. Анализируя отмену ІІІ Универсалом права собственности на помещичьи и другие земли нетрудовых хозяев, А.Тимощук пишет, что «невнятность юридического толкования института собственности сразу же создала прецедент для покушения на
