остались. Она вспомнила Илью Затонского и его мелкие пакости. «Мальчик, скорее всего, ровесник нашего Саньки. Как он оказался в детском доме? Что мне от него ждать?» – думала она, готовясь к обеду на троих. Мальчишка оказался очень простым и разговорчивым, но каким-то грустным и потерянным. Егор, после обеда, «посадил» его у телевизора, сказав: – «Извини, мне нужно поговорить с Миланой. Это важно», и прошёл в спальню.
– Лана, этот мальчик сын Вики, усыновленный Максимовым. Вика призналась ему, чей это ребёнок, написав записку. Макс от парня не отказался и воспитывал его после её смерти с помощью своей матери. Мать Макса, перебирая бумаги на оформление опеки, нашла записку с чистосердечным признанием. Думаю, Максимов оставил её умышлено, как доказательство. Всё тайное когда-то становится явным. Я читал этот пасквиль. Валентина Петровна не смогла это принять и от опеки отказалась. Так Пашка попал в детский дом. Мы были с парнем «знакомы» еще до его рождения, иногда встречались у них дома, чаще, когда не стало его матери. Я взял над ним шефство. Я не могу переступить через себя и взять над ним опеку, понимая, что мальчишка не виноват в том, что его родители испортили мне жизнь. Мне жаль Максимова, жаль его мать, жаль Пашку, но… Одним словом отец Пашки Павел Антонов.
– Чего ты три недели мучился? Почему не сказал всего, как только прочёл записку? Мальчик сирота, но у него есть родные дед и бабушка. Им чуть больше пятидесяти, а парню десять. Другое дело захотят ли они породниться. Я поговорю с Антоновыми, а ты, будь добр, не давай мне больше повода следить за тобой и ревновать. Я поговорю с Пашей, – сказала Милана, возвращаясь в гостиную. – Паш, ты теперь знаешь правду о своих родителях. Что ты сам обо всём этом думаешь?
– Я не знаю. Я привык к папе, к бабушке, а теперь его нет, а ей я не нужен, – грустно ответил он.
– Я думаю, бабушка поступила так, не подумав, а может и испугалась, что не сумеет тебе заменить семью. Не обижайся на неё. Её пожалеть надо. Очень трудно потерять ребёнка в любом возрасте. Хочешь, я покажу тебе фото твоего отца и деда с бабушкой? Мы в детстве дружили с твоим отцом до двадцати лет.
– Я на него похож? – с интересом спросил парнишка.
– Очень. Вот взгляни. Это Павел, это его сестра Полина, а это я, – говорила Милана, листая альбом. – Ты запомни одну вещь – мы не выбираем себе родителей. Я выросла с приёмным папой и узнала об этом только в двадцать лет. Твой отец умер до твоего рождения, но тебя принял Максимов как родного. Разве он был плохим отцом?
– Хорошим. Я очень скучаю о нём, – признался Павел.
– Я знаю, как тяжело терять близких людей. У меня не стало сразу мамы, потом её родителей, полгода назад убили дедушку с бабушкой. Но у меня есть три брата, два отца, две мачехи и Егор, – говорила Милана, обнимая мальчика.
– Так не бывает, – удивился Павел Максимов.
– Я тебе расскажу истории ещё круче. Хочу спросить тебя: ты не против знакомства с Антоновыми? Если они тебе не понравятся, ты можешь с ними не общаться.
– Я боюсь попасть в приёмную семью, но и в детском доме мне не нравится. Какие они Антоновы?
– Не хочу тебе врать, но я честно не знаю какими они стали. Мы лет десять не общались, к сожалению так бывает. Вот вместе и познакомимся заново. Я позвоню им, и договоримся о встрече.
– Я согласен. Давайте в следующую субботу.
Разговор с Антоновыми дался Милане на удивление легко. Она встретилась сразу с Полиной, рассказала о Павле и попросила её поговорить со своими родителями. Анатолий Борисович сам позвонил Милане и попросил её приехать. Рассказав историю рождения Павла Максимова, не скрывая подробностей, и причину, по которой мальчик оказался в детском доме, она показала несколько фотографий внука Антоновых. Пашка-сын был вылитый Пашка-отец. Елена Анатольевна знала немного Викторию, которая бывала в их доме. Вспомнила и о том, что Павел однажды говорил, что станет скоро отцом, но она это приняла за очередной пьяный бред. Больше разговоров в доме на эту тему не было. Знакомство Павла с семьей Антоновых состоялось. Мальчик принял Антоновых, а они приняли его.
Свадьба Русланы и Анастасии состоялась пятнадцатого апреля две тысячи семнадцатого года.
Её планировали ещё осенью, поэтому не стали, не переносить, не отменять. Со дня гибели Тихомировых старших прошло семь месяцев. На семейном совете решили: жизнь продолжается, а дед и бабушка порадовались бы за внука. Теперь молодожёны уехали в свадебное путешествие на целый месяц и должны вернуться числа четырнадцатого мая. Чтобы продлить отпуск, Тихомиров – отец уехал с женой в отпуск ещё на майские праздники. На две недели Тихоновы остались в руководстве компании в большинстве.
Утром около десяти часов Милане позвонил руководитель дочернего предприятия Гришаев. Милане не понравился ни сам звонок, а голос звонившего. Он был не только нездоров, но и очень взволнован. Проработав с Гришаевым менее полугода, Милана знала, что он ровесник её отца, грамотный специалист, тактичный и выдержанный человек.
– Милана Леонидовна, я себя неважно чувствую, но у маня к Вам есть важный разговор. Вы не могли бы приехать ко мне? Это очень важно, – попросил Гришаев.
– Я выеду через пять минут, адрес я помню, – ответила она, вышла в приёмную, предупредила секретаря и направилась к Владу. – Влад, мне звонил Гришаев, просит приехать, что-то у него для меня есть. Оставайся на связи. Отца нет, Сергеева нет на месте тоже. Появится, пусть едет к Гришаеву, адрес он знает. Кажется, всё.
Через тридцать минут Милана остановила машину у дома руководителя дочернего предприятия. Она нажала кнопку звонка, но заметила, что калитка открыта, пошла вглубь ухоженного двора, где располагался дом. Здесь она не была, но сам посёлок знала, здесь жил Любавин. Подняв голову вверх, она рассматривала строгий, но основательный фасад из стекла и бетона. Сделав три шага по дорожке, уложенной плиткой, Милана услышала выстрел. Она не могла ошибиться – это был звук настоящего выстрела. Три ступени, входная дверь, которая оказалась открытой, прихожая и темнота. Она не сделала и двух шагов от порога, когда получила удар по голове. Милана пришла в себя от запаха аммиака и увидела перед собой склонившегося человека, который сказал: – «У этой сотрясение. Кровь уже свернулась». Сколько прошло времени, она не знала. Ей помогли встать и усадили на диван. Плохо соображая, она
